Адъютант императрицы

– Если Румянцев прочтет эти строки, – продолжал Никита Иванович, – то может совершить неосторожность. Он начнет сражение и весьма возможно, что ему придется потерять всю свою армию, что было бы не безопасно для могущества государства.

– Нет, Никита Иванович, – гордо ответила императрица, – Румянцев победит. Он снова найдет свою богатырскую силу, которую временно потерял, начав считать неприятельское войско. Таково мое решение и никакого другого ответа фельдмаршал не получит. Прошу вас тотчас же послать это письмо с курьером.

С этими словами Екатерина Алексеевна подала Панину написанный листок бумаги, а затем, сделав знак Потемкину следовать за ней, слегка поклонилась присутствующим и вышла из зала заседания.

– Она с ума сошла! – не помня себя от гнева, воскликнул Орлов. – Она ведет к погибели всех нас и государство. Нет, это письмо нельзя посылать!

Орлов протянул руку, чтобы взять письмо, но Панин не отдал его.

– Я высказал свое мнение, – холодно ответил он, – на него не обратили внимания; теперь я обязан исполнить волю государыни; пусть на нее падает ответственность за дальнейшее.

Сказав это, он сложил листок бумаги, вложил его в конверт и запечатал императорской печатью.

Алексей Орлов почти насильно увел своего взбешенного брата. Чернышев молча последовал за Паниным. Он знал, что раз Екатерина Алексеевна приняла какое-нибудь решение, переубедить ее невозможно. Он не сомневался, что ответ фельдмаршалу уже был придуман раньше и все высказанные мнения сводились ни к чему.

Потемкин проводил императрицу до ее рабочего кабинета, где она занималась днем государственными делами. Обстановка комнаты была самая простая. Несколько кресел, диван и большой письменный стол, заваленный бумагами, составляли всю ее меблировку.

Когда паж прикрыл за вошедшими дверь кабинета, Екатерина Алексеевна протянула руку Потемкину и нежно взглянула на него.

– Что ты мне скажешь, мой гордый герой! Доволен ли ты своей Екатериной, своей государыней? – спросила она.

– Я восхищаюсь своей обожаемой Екатериной, – ответил Потемкин, – но, что касается государыни…

– Государыней недоволен? – перебила императрица, нежно пожимая его руку.

– Государыня поступила возвышенно, благородно, но…

– Но безумно, не правда ли? – смеясь, закончила Екатерина Алексеевна. – Ведь ты это хотел сказать?

– Да, безумно и в высшей степени опасно, – подтвердил Потемкин. – Румянцев стоит на берегу Дуная, имея на противоположной стороне врага, втрое сильнее его. Ему невозможно переправиться через широкую реку, на виду у неприятеля, не потеряв при этом половины своего войска. Остальное будет перебито на суше.

– Нет, мой друг, этого не будет, – возразила Екатерина Алексеевна, – так как мой гонец теперь уже в Польше с приказом немедленно послать к Дунаю сильное подкрепление Ты знаком с Румянцевым?

– Он постоянно оказывал мне честь дружеским обращением! – удивленно ответил Потемкин.

– В таком случае напиши ему обыкновенное приятельское письмо, – улыбаясь, проговорила императрица, – скажи ему, что я жду от него победы и не сомневаюсь в ней, так как к нему спешит сильное подкрепление из Польши. Как ты думаешь, он дождется прихода этой армии?

– Он был бы безумным, если бы поступил иначе, воскликнул Потемкин. – Впрочем, этого нечего опасаться. Румянцев в такой же мере умен и осторожен, как храбр и решителен.

– Вот и прекрасно! – заметила Екатерина Алексеевна. – Как видишь, я была права, рассчитывая на победу. Да, ты говорил о раздоре в армии визиря, – прибавила она, как бы вспомнив что-то; – ты знаешь каких-нибудь ловких людей, которых можно было бы послать туда?

– Я найду их, – ответил Потемкин, все более и более удивляясь. – Я готовился представить таких агентов, которые взяли бы на себя вести опасные тайные переговоры; но мой совет был отвергнуть, – с укором заметил он.

– Так пошли их, пошли скорее, мой друг, – живо проговорила императрица. – Скажи мне, сколько нужно денег для того, чтобы подкупить генералов великого визиря? Моя казна к твоим услугам; бери все, что нужно; только никто – понимаешь, ни один человек! – не должен ни слова знать об этом. Я доверяю только тебе, потому что люблю тебя.

– О, моя обожаемая Екатерина! – воскликнул Потемкин, заключая государыню в свои объятья, – ты выше всех героев истории; ты одна сильнее всего твоего государства! Ты победишь, и я теперь уверен, что Византия будет лишь первой ступенью твоего всемирного владычества.

– И тогда, – заметила Екатерина Алексеевна, нежно прижимаясь к своему другу, – мой возлюбленный герой, Григорий Александрович, будет меченосцем вновь воздвигнутой восточно-римской империи.

Несколько минут голова императрицы покоилась на груди Потемкина, а затем Екатерина Алексеевна ласково отстранила его, проговорив: