Адмирал Нельсон. Герой и любовник

До середины августа он держал свою эскадру в Абукирском заливе. Повреждения кораблей были столь серьезны, что ни один из них не выдержал бы перехода морем. Материал для починки добывали тут же — с разбитых французских кораблей.

Надо было подлататься хотя бы до той степени, чтобы добраться до Неаполя или Гибралтара. Ни о каком продолжении боевых действий речи быть уже не могло. Разбив противника, английская эскадра сама пришла в состояние полнейшей негодности и беспомощности. Если бы сейчас в Абукир завернул неприятельский отряд хотя бы фрегатов, ему было бы чем поживиться. Но у французов не было теперь даже и этого. Помимо всего Нельсон не оставлял надежды снять с мели французские линейные корабли, привести их в порядок и взять с собой. Призовой фонд плененного корабля намного превышал те деньги, что причитались за уничтоженный корабль.

15 августа к Нельсону наконец-то прибыли присланные Сент-Винсентом фрегаты. Они доставили приказ главнокомандующего: немедленно следовать в северо-западную часть Средиземного моря. Как ни сокрушался Нельсон, но пришлось сжечь три еще не готовых к плаванию и стоящих на мели французских линейных корабля. Бóльшую часть фрегатов он оставил для блокады Египта, сам же с остальной эскадрой 19 августа вышел в море.

На траверзе Апеннин эскадра разделилась: основная ее часть с шестью захваченными французскими линейными кораблями и пленными под началом Трубриджа взяла курс на Гибралтар, Нельсон с тремя наиболее поврежденными кораблями завернул в Неаполь, так как боялся, что до Гибралтара они просто не дойдут.

Штормов, к радости англичан, за время следования не было, но ветры дули большей частью встречные, а это сильно замедляло ход. Нельсон к этому времени почти слег в кровать и только изредка показывался наверху. Сказывались и ранение, и сверхчеловеческое напряжение последних месяцев. Корабельные врачи советовали контр-адмиралу немедленно взять отпуск и отправиться для основательного лечения в метрополию. Сам Нельсон писал графу Сент-Винсенту: «Моя голова раскалывается, раскалывается, раскалывается…»

В Неаполе он рассчитывал, используя расположение Фердинанда и Марии Каролины и влияние Гамильтона, заняться ремонтом кораблей, лечением и отдыхом, управиться со всем за одну-две недели, а затем догонять свою эскадру. Увы, он даже не мог себе представить, какая встреча ожидает его в Неаполе, и уж тем более не предполагал, что начинается совершенно новый период его жизни.

Все биографы Нельсона будут отмечать эти два года его жизни как особый этап. Одни будут считать его наиболее бесславным и противоречивым, другие, наоборот, наиболее плодотворным и счастливым.

11 (22) сентября 1798 года эскадра Нельсона, ведомая разбитым «Вэнгардом», вошла в воды Неаполитанского залива. Победителей Абукира встречали как настоящих героев.

Навстречу медленно идущим кораблям устремилась целая карнавальная флотилия мелких Судов. Впереди остальных спешил сверкающий золотом отделки гребной катер самого короля. Вторым — ослепительно-белый катер английского посла, на корме которого, словно античная статуя, восседала в платье из белого муслина, расшитого якорями, Эмма Гамильтон. Наступал ее звездный час. Оркестры гремели «Правь, Британия морями!» и «Боже, храни короля». С «Вэнгарда» гремел орудийный салют из двадцати одного залпа.

Любопытное описание прибытия Нельсона оставил потомкам российский посланник в Неаполе В. В. Мусин-Пушкин-Брюс: «Состояние, в котором находился «Вэнгард» касательно до мачт, было несравненно хуже, нежели то, в котором были пришедшие четыре дня прежде его «Александер» и «Куллоден». Нижние части большой мачты и бизани да фок-мачта составляли весь остаток снастей корабля сего. Оные и подделанная слабая передовая мачта не могли нести больших парусов. Для сей причины корабль шел весьма неспешно и столь опоздал прибытием своим сюда. Корабли сии явлением своим возобновили и вяще оживили те чувствования, которые в городе сем произвела предварившая их весть о торжестве их. Изображенные на них знаки жестокого и опасного боя, храброго, но счастливо преодоленного ими сопротивления представляли победоносные сии суда особливого почтения достойными зданиями… Берег и море покрыты были множеством зрителей…»

На последних метрах катер посла обогнал катер короля, что было вопиющим нарушением всех мыслимых правил. Однако сейчас Гамильтонам было не до церемоний. Они начинали большую игру, в которой была важна каждая мелочь. А потому первой по спущенному парадному трапу на борт флагманского линкора взошла Эмма. Это было нарушением не только придворного этикета, но и просто приличий, однако важность события свела на нет эту бестактность.

Едва очутившись на палубе, леди Гамильтон без лишних слов бросилась на шею несколько ошарашенному таким проявлением восторга Нельсону, а затем поникла без чувств на его руках. Проделано это было столь естественно, что в искренности красавицы по отношению к герою можно было не сомневаться.