Адмирал Нельсон. Герой и любовник

Модный в то время итальянский художник Ромни: «Ее Нина превосходит все, виденное мною, и я думаю, что никогда раньше эта роль не была лучше сыграна. Все общество пришло в состояние глубокой скорби». Впрочем, Ромни был отчаянно влюблен в жену английского посла, а потому к его восторгам в адрес Эммы можно относиться достаточно осторожно. Но также доподлинно известно, что побывавший на одном из ее вечеров менеджер Ганноверской оперы тут же предложил Эмме ангажемент, на что она ответила смехом. А сэр Гамильтон тут же объяснил:

— Извините, сударь, но моя жена уже ангажирована до конца своей жизни на совершенно иную роль!

Сэр Гамильтон нисколько не преувеличивал, ибо Эмме действительно суждено было сыграть одну из самых драматических ролей на подмостках жизни.

Что касается королевы Марии Каролины, то вскоре она стала самой близкой подругой Эммы. Недруги говорили, что в их связи было нечто порочное, и основания для таких подозрений действительно были. Каролина, как и Эмма, была весьма изобретательна в любви и, страдая от невнимания мужа, имела явную склонность к любви однополой. Поэтому, когда королева и Эмма при каждой встрече в нарушение всех существующих правил бросались в объятия друг друга и страстно целовались, это, безусловно, шокировало присутствующих. Однако оговоримся сразу, что, кроме слухов, никаких доказательств любовной связи Марии Каролины с Эммой у историков нет.

Уже знакомый нам биограф Эммы Гамильтон Джек Рассел пишет об отношениях королевы и жены посла: «Причину, по которой Каролина нежно улыбалась Эмме Гамильтон, нужно искать в области политики. Неаполь был уязвим с моря, а первой по мощи морской державой являлась Англия. Именно поэтому Каролина опекала леди Гамильтон, а через нее и престарелого английского посла. По мере того как увеличивалась угроза со стороны Франции, росла и дружба Каролины к Эмме».

Неаполитанская королева была на редкость цельной и сильной личностью. Дочь австрийской императрицы Марии Терезии, родившая восемнадцать детей (из которых в живых остались восемь), она фактически отстранила от реальной власти своего мужа и единолично правила королевством. Именно поэтому интимная дружба Марии Каролины с Эммой делала последнюю едва ли не соправительницей королевства.

Что касается короля Фердинанда IV, то он являлся типичным Бурбоном: был туп и ленив, любил охотиться, а еще больше — свежевать убитых оленей и кабанов. При всем этом король был еще и патологически труслив, но даже не стеснялся этого. Когда однажды Мария Каролина, требуя подписать какой-то грозный указ, заявила:

— Не бойтесь, ваше величество, ведь все ваши неаполитанцы — трусы!

Король, вздохнув, ответил:

— Но ведь я тоже неаполитанец и тоже трус!

Чтобы понять поведение королевы, необходимо знать, что в тот момент для нее и короля Фердинанда были чрезвычайно важны тесные союзнические отношения с Лондоном. Революционная Франция уже во всеуслышание объявила Королевство обеих Сицилий в числе своих врагов. Общей сухопутной границы между государствами не было, но Франция зарилась на Северную Италию, и за то, как повернутся события в самое ближайшее время, ручаться не мог никто. Но Франция имела сильнейший флот на Средиземноморье, составить конкуренцию которому могли только англичане. А потому для королевской четы были так необходимы дружеские отношения с четой Гамильтонов, которые в этой непростой обстановке могли оказать неоценимую помощь.

Вот как расценивает участие Эммы Гамильтон в большой политике В. Трухановский, бывший на протяжении ряда лет послом России в Англии: «Никто, даже самые явные ненавистники Эммы, не пытается даже намекнуть, что она вела в политике и дипломатии какую-то самостоятельную линию, отличную от линии мужа-посланника. А тот факт, что он точно выполнял задачи, которые перед ним ставило его правительство, является несомненным и никем не оспаривается. Эмма служила орудием британских интересов, причем орудием, в силу объективных и субъективных обстоятельств действовавшим весьма эффективно, точно и удачно… Пытаясь найти повод для упреков, критически настроенные биографы леди Гамильтон используют ее обширную переписку… где достаточно много и часто затрагиваются дипломатические темы. Ее критики забывают — или делают вид, что забывают, — о том несомненном факте, что Эмма в те годы, да и в значительно более поздние времена, не представляла исключения среди жен послов. Многие из них активно интересовались служебной деятельностью мужей и в меру сил стремились в ней участвовать. И лишь много позже, когда нравы дипломатической службы изменились, а соображения государственной безопасности стали занимать более важное место, роль жен дипломатов значительно сузилась».

Что касается самого Уильяма Гамильтона, то он не раз в разговоре подчеркивал:

— Мой политический авторитет с появлением Эммы значительно возрос, и теперь я могу решать такие вопросы, за которые бы раньше не стал и браться!