Адвокат амазонки

– Семен Петрович, – робко обратилась к своему клиенту Дубровская, – то, что вы сегодня заявили, не решается так быстро, с наскока. Вопрос требует осмысления, и от вас в первую очередь. Я понимаю, что вы сейчас раздражены и чувствуете только свою боль и обиду. Предлагаю вернуться к обсуждению соглашения тогда, когда вы оба остынете и будете способны рассуждать здраво.

– Пожалуй, нам действительно требуется перерыв, – закряхтел старый адвокат. – Мне кажется, атмосфера слишком накалилась.

– Так поставьте свою клиентку под холодный душ. Может быть, тогда к ней вернется разум, – насмешливо посоветовал Лыков.

К нему опять вернулось хорошее настроение. Он накинул на плечи пиджак, который в пылу переговоров небрежно бросил на спинку кресла. Эффектной походкой он подошел к зеркалу и затянул потуже узел галстука. Повернув голову вначале вправо, потом влево, Лыков улыбнулся себе, очевидно, довольный тем, что выглядит, как всегда, безукоризненно.

– На этом нашу встречу объявляю законченной! – сказал он и, насвистывая себе под нос бравурный марш, удалился. В тишине кабинета раздавались лишь тихие всхлипывания Нины...

Глава 9

К тому времени, как Елизавета попала в суд, электронные часы в холле показывали уже четверть одиннадцатого. Было ясно, что день, который начался со спешки и опоздания, принесет еще немало хлопот. Безумная ночь и шампанское, выпитое накануне, а также стресс, который она получила на встрече супругов Лыковых, отзывались в голове тупой болью. А ведь ей следовало быть в форме и, более того, держать вступительное слово перед присяжными. Пусть это не защитительная речь в прениях, но каждое слово, сказанное ею, должно быть ярким, четким, выверенным.

Взглянув на себя мимоходом в зеркало, Дубровская поразилась тому, как лихорадочно блестят у нее глаза, и весь ее вид был какой-то шальной. К своему ужасу, она обнаружила, что юбка, которую впопыхах она надела сегодня утром, была перевернута наоборот, и два защипа красовались у нее сзади, а не спереди. В хорошем же виде она вела переговоры сегодня утром!

Елизавета решила, что муж был прав насчет любви, которую не стоит есть поварешками. Если каждый день она будет появляться в суде в таком виде, ее адвокатская карьера закатится, как красно солнышко. Все-таки ей для работы нужны холодные мозги и губы, не распухшие от поцелуев. Она пригладила рукой волосы, в которые так любил запускать пальцы ее супруг, и побежала в зал.

Прокурор и подсудимый были на местах. Латынин адресовал ей свою фирменную улыбку, и Елизавета спросила себя, не догадался ли он о чем-то таком. Вдруг у нее на лбу бегущей строкой отражаются все ее мысли?

– Секретарь вас искала, – сказал он хитро. – Опаздываете, адвокат. Неужели репетировали речь?

Дубровская, пропустив его слова мимо ушей, схватила лист бумаги в тщетной попытке собрать мысли в стройную вереницу. Итак, «Дорогие присяжные заседатели...» – побежали под рукой неровные строчки. С какой радости они стали у нее дорогими? Просто присяжные или... господа. Она знала, что последнее обращение здорово нервирует народ. Трудно ощущать себя господином, если из твоих карманов свистом вылетает ветер.

– Встать, суд идет! – послышался громкий голос секретаря, и Дубровская вздрогнула, поняв, что опять опоздала.

Началось судебное следствие, и председательствующий дал слово сторонам для произнесения напутственного слова.

Латынин поднялся со своего места и заученным движением одернул мундир.

– Уважаемые присяжные! – начал он, и его голос эхом отразился в микрофонах и устремился под высокие своды зала. – Вчера защита спрашивала вас, любите ли вы любовные романы. Как я понимаю, адвокат и его подопечный желают сделать вас зрителями мелодрамы, которую они разыграют перед вами немедленно, как только я закончу свою речь. Не дайте себя обмануть! Не будьте сентиментальными и легковерными, такими, какими вас желает видеть защита...

Дубровская похолодела. Прокурор, еще не зная, о чем она будет говорить, уже выбивал почву у нее из-под ног. Он напирал на то, что должно было стать козырем защиты и обеспечить им симпатии присяжных.

– Речь идет не о книжной истории любви, а о циничном преступлении, совершенном подсудимым в отношении больной беззащитной женщины. Он использовал ее, зная, что она слаба и легко поддается внушению. Вероника Песецкая была больна раком и, возможно, умерла бы естественной смертью, но подсудимому было недосуг ждать. Он ввел потерпевшей смертельную дозу инсулина и стал единственным наследником актрисы. Был бы Виталий Бойко обычным гражданином, не сведущим в медицине, возможно, мы могли бы рассмотреть версию несчастного случая. Якобы парень просто неверно рассчитал дозу. Но наш подсудимый – врач, и не просто врач, а специалист-онколог, и в некомпетентности его трудно заподозрить. Остается одно – признать умышленный характер его действий. Обвинение поможет вам принять решение, предоставив неопровержимые улики, которые позволят сдернуть с Бойко пелену лжи и воздадут ему по заслугам! Спасибо за внимание.