Адвокат амазонки

В шелковой пижаме сливочного цвета, которую она надела задолго до сна, Елизавета выглядела весьма соблазнительно, в то же время уютно, по-домашнему. Лямка упала с плеча, а она и не думала ее поправлять, ничуть не стесняясь того, что округлости ее молодой стоячей груди видны чуть больше, чем этого требуют приличия. Одну ногу она небрежно поставила на сиденье, другой болтала из стороны в сторону. В этом была прелесть романтического ужина между супругами, которым уже нет нужды блюсти правила хорошего тона: сидеть прямо, не ставить локти на стол, терзать курицу при помощи ножа и вилки и (ни в коем разе!) не облизывать пальцы.

Андрей тоже казался ей сейчас очень милым. Он не читал ей нотации, не давал советов, как завоевать адвокатский рынок, и даже старина Лыков со своими проблемами ушел куда-то далеко. Мерцалов только смеялся и не забывал освежать ей бокал, подливая новую порцию шампанского.

– Сейчас ты напьешься и будешь петь песни, – заметил он небрежно, не зная, что тем самым подает Лизе хорошую идею, которой она не преминет воспользоваться.

– Зачем ждать, когда я напьюсь? – спросила она азартно. – Давай начнем прямо сейчас!

Они начали петь какую-то молодежную песню, но сбились и перешли на русские застольные. После «Ой, цветет калина!» они исполнили «Ой, мороз, мороз!». Потом Лиза весьма достойно выдержала партию «Каким ты был, таким остался», но на последних аккордах ей, совсем некстати, вдруг начала вторить соседская собака, и супруги покатились со смеху, слушая собачье завывание.

– Надо закрыть окна, – вдруг вспомнил Андрей. – Не хватало еще, чтобы наутро соседи сказали, что у нас всю ночь шла гулянка. Чего доброго, они сочтут нас алкоголиками.

– Хорошо, что у нас нет детей, – заметила Лиза. – А то бы нас лишили родительских прав.

На этот раз идея показалась заманчивой Андрею. Разумеется, не насчет родительских прав, которые они могли потерять, а насчет детей, которых они так и не успели завести. Он обвил жену сильными руками, игриво покусывая ей ухо, а Лиза позабыла обо всем на свете, даже о том, что ей нужно было написать вступительное слово для выступления перед присяжными завтра. Для нее сейчас существовал только муж, нежно увлекающий ее за руку в полумрак спальни. Его нетерпение стало очевидным, и он легко подхватил ее на руки. Лиза отбросила в сторону шелковый топ и осталась только в тонких брючках со штрипками на голени. Грива ее густых волос, освобожденная от шпилек, упала вниз, как роскошное темное покрывало, и в таком виде она сейчас больше напоминала наложницу султана, чем строгого адвоката по уголовным делам. Любовь для нее сейчас была во сто крат важнее, чем дело несчастного Бойко, томящегося в следственном изоляторе без женской ласки. Они легли на прохладные алые простыни, купленные Елизаветой на Валентинов день, и занялись любовью. Их тени причудливо переплетались на стене, и казалось, что в их спальне вдруг поселился огромный спрут с руками-щупальцами, который шевелился и причудливо всхлипывал то мужским, то женским голосом. Долгое время они не могли оставить друг друга, а когда удовлетворенный Андрей откинулся на подушку, Елизавета смогла прошептать ему только: «Я люблю тебя!» и промурлыкать что-то неясное и неразборчивое, но полное благодарности и любви. Шампанское сделало свое дело, и они погрузились в крепкий сон, не размыкая объятий. Лизу больше не будоражили мысли о ней самой, о ее браке, о грядущем процессе и встрече, которую с утра пораньше она вызвалась провести. Она спала, как ребенок, до того времени, как зазвонил будильник...

* * *

Лыков, должно быть, уже успел проторить дорожку, шагая по коридору взад-вперед, когда Дубровская наконец появилась у двери своего офиса.

– Ну, наконец-то! – воскликнул он, выражая одной фразой свою досаду и неудовольствие. – Елизавета Германовна, вы бросаете меня на произвол судьбы.

Конечно, это звучало несколько напыщенно, но глянцевого господина можно было извинить. Все-таки он коротал время в обществе нелюбимой жены и ее адвоката. Те явились за десять минут до назначенного времени и успели попенять ему на необязательность Дубровской.

Лиза должна была чувствовать себя виноватой за то, что подняла людей ни свет ни заря, назначив встречу на восемь и опоздав на полчаса. Но почему-то слова извинения звучали у нее неискренне, а рот то и дело расплывался в неподобающей случаю улыбке. Она все еще находилась под впечатлением сказочной ночи, и даже брюзжание старины Лыкова не могло испортить ее удивительно легкого, прямо-таки летящего настроения.

– Как насчет кофе? – спросила она, и посетители вежливо кивнули головами. Надо же было с чего-то начинать разговор.