Адвокат амазонки

Но еще дальше в своих убеждениях, высказанных открыто, пошел прокурор. В своей обвинительной речи он камня на камне не оставил на робких надеждах некоторых наших женщин быть любимыми и желанными после операций по удалению груди. С его слов, больную женщину могут любить только жалкие извращенцы. Принимая такое отношение как должное, некоторые наши «амазонки» ставят на себе крест и доживают свою жизнь заброшенными и забытыми. Некоторые из них сводят счеты с жизнью, заранее зная, что «в таком виде я никому не нужна». А вот в Америке женщины, перенесшие мастэктомию, не скрывают свою проблему и готовы поделиться опытом. Они объединяются в союзы и оказывают друг другу психологическую помощь. Они твердо знают: признать – значит победить!

В 1993 году американская художница Матушка шокировала многих, опубликовав на обложке известного журнала свою фотографию, где она предстала обнаженной со шрамом вместо груди. Теперь все ее полотна и скульптуры посвящены женщинам без груди. Вам это кажется забавным?

Елизавета смотрела на присяжных и с отчаянием понимала, что ее доводы кажутся многим из них вовсе не забавными, а скучными. Проблема касалась каких-то других женщин, не имеющих к ним никакого отношения.

– Важно осознавать, что нужно гордиться своим телом, а не отводить глаза и стесняться! Есть немало знаменитых женщин, которые пережили операцию по удалению груди. Это Нэнси Рейган, Брижит Бардо...

«Они меня не слушают!» – тревожно стучало сердце. Даже девица с белыми волосами, которая в течение всего процесса внимательно следила за каждым словом адвоката, сейчас рассматривала носки своих туфель. Это была катастрофа, и у Дубровской не было ни малейшего понятия, как ее предотвратить. Она внезапно замолчала.

Когда пауза слишком затянулась, чтобы быть просто эффектным трюком, судья взглянул на Дубровскую:

– В чем дело, адвокат? Вы уже закончили?

Елизавета замотала головой, а потом зачем-то полезла в свою сумку. Тут уж все присяжные, без исключения, воззрились на нее в совершенном недоумении. Адвокат что-то бормотала сквозь зубы, выкладывая на стол бумаги, книжку с документами, футляр с солнечными очками.

– Извините меня! – произнесла она умоляюще. – Еще секунду. Вот! Кажется, нашла...

Она держала в руках тетрадку в потрепанном клеенчатом переплете. Судья укоризненно посмотрел на защитника и покачал головой. Должно быть, он подумал, что Дубровская забыла свой текст.

« – 12 сентября, – прочитала она. – Сегодня я проснулся от приглушенных рыданий в ванной. Я решил, что Веронике плохо, и немедленно бросился к ней. К несчастью, ванная была заперта, и мне пришлось барабанить целых пятнадцать минут, а потом еще долго упрашивать ее впустить меня внутрь. «Уйди вон! – кричала она. – Я тебя не звала». Я чувствовал себя совершенно беспомощным и не знал, что мне предпринять. Звонить в милицию? В лучшем случае меня поднимут на смех. В «Скорую»? Но что я мог им сказать? Меня обдавало холодом при мысли, что, пока я тут сижу на дубовом паркете, Вероника предпринимает попытку что-то сделать с собой. «Милая, – просил я, прикладывая ухо к двери. – Ну, не будь глупой. Открой. Поверь, мы все сможем решить...» Я не успел договорить, как дверь порывисто распахнулась. Она едва не расшибла мне голову. «Ты можешь все решить?» – спросила она зло, стоя напротив меня в ночной рубашке. Ее лицо было опухшим от слез. В руках она держала пряди каштановых волос. «Если ты такой всесильный, тогда сделай так, чтобы они отросли вновь!» Я понял все с неотвратимой ясностью. У нее стали выпадать волосы.

Она казалась мне сейчас такой уязвимой, такой слабой. Мне хотелось ее защитить. От всех и от нее самой. «Тс-с! Успокойся, – прошептал я, едва сдерживая слезы. – Это все химия. Они обязательно отрастут!» Она соскользнула на пол, я вслед за ней. Мы долго сидели так, обнявшись, не замечая холода керамической плитки...