Адвокат революции

С этим тоже трудно было не согласиться. При первом посещении Министерства юстиции, еще в самом начале весны, глава правительства сделал символический жест — подал руку швейцару. Этот его демонстративный поступок породил много неодобрительных комментариев, усилившихся по мере уничтожения прежней судебной системы. Однако уже третьего марта был реорганизован институт мировых судей: суды стали формироваться из трех членов — судьи и двух заседателей. На следующий день были упразднены Верховный уголовный суд, особые присутствия Правительствующего сената, судебные палаты и окружные суды с участием сословных представителей… Александр Керенский своим единоличным распоряжением прекратил разбирательство по делу об убийстве Распутина — при этом сам следователь Департамента полиции, арестованный в ходе Февральской революции, тут же отправился в Петропавловскую крепость.

При новом правительстве судебные деятели массами удалялись со службы без всяких объяснений, иногда на основании телеграммы какого-нибудь помощника присяжного поверенного, утверждавшего, что такой-то судья «не приемлем общественными кругами».

Прежде чем дать хоть какой-то ответ, управляющий военным министерством и товарищ военного министра Временного правительства Борис Савинков снова вышел из-за стола и пересек кабинет. Приоткрыв дверь, он убедился, что никто не подслушивает разговор, после чего вернулся к собеседникам:

— Нет, дорогой мой Владимир Анатольевич, уж не взыщите — придется вам задержаться здесь, в Минске, еще на какое-то время. Потому что сейчас вы необходимы революции именно тут, на Западном фронте, в непосредственной близости к генералу Деникину.

— И зачем же, позвольте спросить?

Савинков выдвинул ящик письменного стола, положил перед собой страницу текста и начал говорить:

— «Россия погибает. Она стоит на краю пропасти. Еще несколько толчков вперед, и страна всей тяжестью рухнет в эту пропасть. Враг занял восьмую часть ее территории. Его не подкупишь утопической фразой “мир без аннексий и контрибуций”». Он откровенно говорит, что не оставит нашу землю…» — Савинков перевел взгляд со Жданова на Максимилиана Филоненко, после чего опять вернулся к тексту, который, как оказалось, зачитывал вслух: — «Да, в силу неизбежных исторических законов пало самодержавие и страна перешла к народовластию. Мы стоим на грани новой жизни, однако нет свободы и в революционном застенке, нет силы в той безумной вакханалии, где кругом стремятся прибрать к рукам все, что возможно, за счет истерзанной Родины! Где тысячи жадных рук тянутся к государственной власти в великой России, расшатывая ее устои…»

— Для чего вы нам это сейчас прочитали? — удивился Владимир Анатольевич. — Простите великодушно, но мы не на митинге, так что…

— Да уж, Борис Викторович, пожалуй, не стоит терять драгоценное время, — поддержал его третий участник беседы, военный комиссар Временного правительства при Ставке главковерха. — Все, что вы говорите, конечно же, правильно, хотя…

— А это не я говорю. Это стенограмма выступления командующего Западным фронтом генерала Деникина — между прочим, Владимир Анатольевич, вашего нынешнего политического подопечного. Он произнес эти слова совсем недавно, на учредительном съезде Союза офицеров армии и флота. — Борис Савинков убрал обратно в стол страницу с текстом, отпечатанным на пишущей машинке, и заговорил уже от себя: — Друзья мои, я пригласил вас, чтобы сообщить известие исключительной важности и конфиденциальности. Судьба нынешнего Временного правительства решена! Дни его — а возможно, что и часы, — сочтены. К сожалению, не успевшие сформироваться либерально-демократические институты на данном этапе оказались не в силах исполнить ту величайшую миссию, которую возложила на них история. Для того чтобы остановить развал России и спасти ее от позора военного поражения… для того чтобы затем, на надежной и крепкой основе, усилиями всего общества приступить к построению нового, подлинно всенародного государства — именно сейчас необходима твердая рука. Необходимы решительные, крайне жесткие и, возможно, жестокие действия для спасения революционных завоеваний!

— Диктатура?

— Военная диктатура, не так ли? — уточнил вопрос бывшего политкаторжанина социалист-революционер Филоненко.

— Исключительно в качестве временной меры! — Далее Борис Савинков заговорил торопливо, вполголоса, будто бы опасаясь ненужных вопросов и не желая выслушивать возражения: — Финансирование подготовки военного переворота координируется «Республиканским центром», разместившимся в Петрограде, в помещениях «Общества Бессарабской железной дороги». Номинально руководит Центром директор правления этой дороги, но военный отдел возглавляет некий полковник Генерального штаба, в распоряжении которого находятся руководители всех наиболее крупных офицерских организаций: Союза георгиевских кавалеров, Военной лиги, Союза офицеров армии и флота, Союза воинского долга, Всероссийского союза казачьих войск…