Адвокат революции

— Чего они, собственно, добиваются? Хотят царя Николая обратно вернуть на престол? — не удержавшись, перебил Жданов хозяина кабинета.

— Ни в коем случае, что вы! Главными политическими задачами переворота провозглашаются лишь упразднение Советов на фронте и в тылу, временный запрет деятельности профсоюзов и фабрично-заводских комитетов, ограничение распространения печати в армии. Верховной властью в стране станет Совет народной обороны, состоящий из лиц, разделявших необходимость наведения порядка… — Борис Савинков сделал паузу и перечислил по памяти: — Это сам Александр Федорович Керенский, генерал Корнилов, адмирал Колчак, ваш покорный слуга… и другие. При Совете будет сформировано правительство с широким представительством, от бывшего царского министра Покровского до марксиста-экономиста Плеханова. А вот в отношении Учредительного собрания высказываются пока разные точки зрения. Думаю, что его вообще не следует созывать до конца войны.

— Любопытно, кого же прочат в диктаторы? Уж не вас ли, уважаемый Борис Викторович?

— К счастью, нет, дорогой мой Максимилиан Максимилианович. Кандидатура моя даже не обсуждалась ни разу, поскольку было решено, что возглавить страну следует непременно кому-то из популярных в народе военачальников. Называли Поливанова, Брусилова, Гурко, Колчака, Алексеева. Но сейчас окончательно ставка сделана на Верховного главнокомандующего Лавра Корнилова, в самый ближний круг которого входят генерал Крымов и генерал Деникин… да-да, Владимир Анатольевич, — ваш Деникин, который сейчас командует Западным фронтом!

— Что конкретно планируют предпринять эти ваши генералы после взятия власти?

Даже если произнесенное Владимиром Анатольевичем словечко «ваши» и резануло слух социалиста-революционера Савинкова, тот сделал вид, что не обратил на это внимания:

— Первым делом они настаивают на аресте Ленина, германского шпиона и провокатора.

— Ну, тут у нас с ними нет особенных противоречий, — кивнул Максимилиан Филоненко.

— Затем следует безотлагательно объявить на железных дорогах военное положение. Любое неисполнение распоряжения технического характера должно караться как неисполнение боевого приказа на фронте! То же в отношении заводов, работающих на оборону, и угольных шахт. Обеспечить строжайшую дисциплину труда, безусловное выполнение минимальной нормы выработки, немедленно увольнять тех, кто этому противится. Запретить на территории промышленных предприятий митинги, собрания, стачки, локауты… — Борис Савинков перевел дух и продолжил с нарастающим воодушевлением, будто бы перед многотысячной аудиторией: — Как это ни прискорбно, до окончания войны нам придется категорически не допускать вмешательства со стороны рабочих в дела управления предприятиями. Будет создан государственный земельный фонд из удельных, казенных и части помещичьих и монастырских земель, выкупленных у их владельцев. Этими землями наделят солдат, беспорочно и доблестно прошедших военную службу. Смертная казнь будет временно введена не только на фронте, но и повсеместно — как для военных, так и для гражданских лиц. Возобновится деятельность военно-полевых судов; разложившиеся войсковые части будут расформированы, в остальных опять начнут действовать требования дисциплинарного устава. При этом солдатские и матросские комитеты, разумеется, подлежат безусловному роспуску.

— А не кажется ли вам, уважаемый Борис Викторович, что все это…

— Нет, мне не кажется! — перебил Жданова хозяин кабинета, не дав ему закончить вопрос. — Мне не кажется, драгоценный мой Владимир Анатольевич! Нет, я просто уверен в том, что предлагаемые «Республиканским центром» меры — это колоссальное отступление от демократических идеалов и принципов. Однако я также прекраснейшим образом понимаю, что именно такая жертва сейчас является неизбежной и необходимой для того, чтобы спасти нашу многострадальную Родину, чтобы сохранить основные завоевания революции.

— Чего именно вы хотите от нас?

— Во-первых, чтобы все услышанное держалось в секрете…

* * *

Курить и говорить разбитыми губами было больно.

Тем не менее Владимир Анатольевич пару раз затянулся, после чего возвратил папиросу мужчине в мундире без знаков различия и погон, но с «адамовой головой»[11] на рукаве:

— Благодарю вас, господин полковник…

После того как Февральская революция отменила титулование, существовавшие в армии обращения «благородие», «высокоблагородие», «превосходительство», «высокопревосходительство» были заменены обращением по званию: «господин поручик», «господин штабс-капитан». Это было одно из немногих демократических нововведений, которые офицерский корпус воспринял почти безболезненно.