Адвокат революции

— Да, это мой первый процесс. И, кажется, последний, судя по всему, — покачал головой Владимир Анатольевич. — Знаешь, Павел, не хочется даже рассказывать.

…Состав суда, в котором слушалось дело по обвинению капитана первого ранга Алексея Михайловича Щастного, был образован специальным декретом «Об особом трибунале ВЦИК». Начался суд двадцатого июня — в том же здании и даже в том самом Митрофаньевском зале Кремля, где когда-то присяжный поверенный Жданов отчаянно защищал террориста Ивана Каляева. Основным обвинителем был назначен товарищ Крыленко. А вот одним из членов Революционного трибунала по иронии судьбы оказался рабочий Галкин, которого в свое время царская юстиция приговорила к смертной казни и которого спас от виселицы все тот же Владимир Анатольевич.

В сущности, драматическая история «красного адмирала» Щастного началась еще в те дни, когда большевики подписали позорные и унизительные условия Брестского мира. В их сепаратном договоре с немцами имелся пункт шестой, надолго засекреченный, по которому Советская Россия обязалась убрать боевые корабли из Ревеля и Гельсингфорса до первого марта. В то же время там было указано, что «…пока лед делает невозможным перевод военных судов в русские порты, на них должны быть оставлены лишь незначительные команды». Таким образом, с учетом исключительно тяжелой ледовой обстановки, сложившейся на Балтике в ту зиму, германское командование было уверено, что большевики не смогут выполнить свои обязательства и корабли легко достанутся наступающим на прибалтийские города частям германской имперской армии.

Однако русские моряки под руководством капитана первого ранга Щастного и других офицеров-патриотов все же вывели флот из Гельсингфорса, на окраинах которого уже появились передовые германские подразделения.

«Согласно полученным телеграммам от командующего морскими силами в Балтийском море, все боевые суда вышли из Гельсингфорса в Кронштадт, — сообщила двенадцатого февраля газета «Известия». — С последним отрядом, состоящим из 100 вымпелов, идет командующий».

А уже двадцать первого февраля Щастный докладывал о завершении операции.

Переход кораблей до Кронштадта, почти сразу же получивший название «Ледовый поход», продолжался, вместо обычных двадцати часов, девять дней и ночей. Сам Алексей Михайлович все это время был на штабном судне «Кречет», держал связь по радио, координировал действия ледоколов — да так, что в результате ни один корабль не утонул и не попал во вражеские руки!

Первый Всероссийский съезд моряков присвоил капитану первого ранга Щастному звание адмирала. В апреле восемнадцатого года декретом Совнаркома «красный адмирал» был утвержден на должность начальника морских сил Балтийского моря, однако уже двадцать седьмого мая арестован и отдан под суд. И вот теперь человека, который сумел сохранить для Республики флот, уведя по замерзающему морю военные корабли буквально из-под носа противника сначала в Кронштадт, а затем и на Ладогу, обвиняли в государственной измене! А заслуги его обернули против него же:

— Этот бывший царский офицер, совершая подвиг, тем самым создал себе популярность, намереваясь впоследствии использовать ее против Советской власти, — заявил на суде второй человек в большевистском правительстве Лев Давидович Троцкий. — Контрреволюционные цели этого ясны сами по себе…

По уголовному делу народный комиссар по военным и морским делам товарищ Троцкий выступал и в качестве свидетеля обвинения, и в качестве одного из государственных обвинителей. Более того, находясь в перерывах между заседаниями среди судей, он участвовал в обсуждении хода процесса, то есть нарушил тайну совещательной комнаты.

— Знаешь, Павел, по-настоящему все показания Троцкого вполне можно разделить на две части: на фактические данные, очень ценные для дела, и на выводы, основанные на предположениях. Например, среди материалов обвинения имеются личные записи моего подзащитного. Но ведь эти записи являются лишь изложением мыслей и взглядов автора! Их можно было бы поставить в вину подсудимому только в том случае, если бы имелись указания, что он пытался осуществить эти планы. А вот этому нет решительно никаких доказательств… — Владимир Анатольевич поднял вверх указательный палец. Его собеседник пожал плечами, но Жданов уверенно продолжил: