— Зоя любила только себя, — усмехнулась собеседница. — Поверьте, я знала её очень хорошо, потому могу вас заверить: последний человек, на которого она подняла бы руку, — это она сама. А потом я вдруг читаю в газете, что ее муж, Роман Арзамасов, написал картины, оценённые специалистами не в один миллион долларов, а взглянув на те работы, узнаю в них руку Валдиса. Не скрою, я попробовала за них бороться — отправилась к Арзамасову. Успела застать его накануне отъезда в Англию. И Роман Андреевич прямо заявил, что присвоил картины Валдиса. Но не ради себя, а ради обожаемой дочки Женечки. Девочка осталась без матери и, чтобы не чувствовать себя ущемлённой, не должна в чём-либо нуждаться. Поэтому, если мне дорог сын, лучше держать язык за зубами. И я молчала, больше всего на свете желая, чтобы мой мальчик никогда не узнал об этой позорной истории. Однако некий «доброжелатель» всё-таки поставил Гедеминаса в известность относительно авторства работ. И сын сорвался в Москву. Я не думала, что дело примет столь скверный оборот и что Женя зайдёт так далеко. Ведь деньги — это всего лишь деньги! Но именно из-за них Евгения убила моего мальчика, опозорила его имя и напомнила всем давно забытую историю его отца.
Инга Кирилловна говорила так горячо и страстно, что в какой-то момент я подумала, не произносит ли она заученную роль. Неизвестный мужчина, подсунувший Гедеминасу тетрадь с рисунками, был в её варианте истории, скорее всего, Григорием Андреевичем. Но, насколько я успела его узнать, бывший следователь далеко не прост, чтобы спалиться так по-глупому. Наоборот, Григорий Арзамасов столь изобретателен, что вполне мог договориться с убитой горем женщиной и объединить усилия в борьбе с Евгенией. Вот мадам Лацис и плетет мне небылицы. Ведь факты, изложенные ею, указывают: Ред Джейн больше всех заинтересована в том, чтобы реальное имя автора картин не выплыло наружу. И именно Евгения, вроде бы защищаясь, лишила жизни законного правообладателя «Обнажённой Зои».
А имело ли место нападение? Похоже Гедеминас просто пришёл в парк переговорить с певицей в назначенное время, которое она сама выбрала для беседы. Причём, если верить Гауляйтеру, звонила парню Женя как раз с аппарата дядюшки. Очевидно, чтобы придуманное ею нападение выглядело как подстроенное им. Теперь пойди проверь, бросался ли парень на Женю со шприцем, если влюблённый Устинович-младший готов под присягой подтвердить каждое слово своей возлюбленной.
Но для меня слова ничего не значат. Я верю только фактам. А факты таковы, что устранить Гедеминаса оказалось недостаточным, есть ещё Инга Лацис, и Евгения ни перед чем не остановится, чтобы убрать её со своего пути. Единственный способ спасти женщине жизнь — это рассказать всё полиции. Если Инга со мной согласится — значит, она рассказала мне правду. Если нет, значит, для меня разыграна сценка по сценарию Григория Андреевича.
— Вы знаете, Инга, нам нужно взять этот блокнот и немедленно поехать к следователю, — настойчиво проговорила я, по лицу собеседницы понимая, что та никуда ехать не хочет. — Не теряя ни минуты, прямо сейчас! Евгения Арзамасова может попытаться убить вас в любой момент, а если о картинах будут знать в полиции, ей незачем станет на вас покушаться.
— Да нет, ну что вы, я не поеду, это исключено, — замахала руками женщина. — Да и зачем? Сына-то всё равно не вернёшь.
— Зато вы сможете вернуть его доброе имя, получить деньги да и наказать преступницу, убившую Гедеминаса, — приводила я резоны, которые приходили мне в голову.
В глазах Инги Лацис сверкнула было искорка надежды, но тут же потухла, вновь уступив место безысходности.
— Суета сует, не нужно это Гедеминасу, — уныло протянула она. — Лучше я буду молиться за его бессмертную душу.
— Ну что же, дело ваше, поступайте как хотите, — чувствуя сильнейшее разочарование, проговорила я, поднимаясь из-за стола и направляясь к выходу. — Если надумаете пойти к следователю — вот вам мой телефон, я за вами заеду.
— Спасибо за неравнодушие к моей беде, — провожая меня, через силу улыбнулась женщина. — Может быть, я и послушаюсь вашего совета.