Аэлита. Новая волна /002: Фантастические повести и рассказы

Значительность мысли повергла Яррана в полное отупение. Он уставился на Гэладова оруженосца круглыми стеклянными глазами. Видимо, сегодня с утра Гэлад пребывал в хорошем настроении… Ярран вспомнил, как встрепанный и помятый, не иначе как спросонья Всадник вломился к нему в дом — ну как и застал только! — и страшным шепотом стал предупреждать, что турнир подстроенный, все там куплено-перекуплено и чтобы Ярран даже не вздумал!.. Вот свернут ему там шею — тогда пожалуйста, а раньше — ни-ни. Потом Гэлад осведомился насчет Феличе, получил сдержанные объяснения относительно вольностей мессира управляющего поведения, огорченно покивал и отрядил собственного оруженосца за Ярраном присматривать. Чтобы тот, в угаре семейных неудач, не наворотил лишнего.

Адепт «сияющей пелерины» между тем проехался по ристалищу, пару раз вздернул коня на дыбы, что на мокрой траве было не вполне безопасно. Поединщик не находился. Дамы роптали и подбадривали. На трибуне, отведенной простолюдинам, откровенно издевались, свистели и улюлюкали. Это было оскорбительно. Ярран привстал.

— И не вздумайте. — Твердая рука опустилась ему на плечо. — Сядьте, мессир.

Ярран оглянулся. Осунувшийся, с черными полукружьями под глазами, позади стоял Феличе. И лицо у него было такое, что Яррану разом расхотелось как спорить с ним, так и высказывать упреки.

— Смотрите лучше, — сказал Феличе и опустился на скамью. Ярран услышал короткий сдавленный вздох. Сделалось жарко. Потом он увидел, как на ристалище выезжает рыцарь, трубы герольдов взвыли; сшиблись, выметывая из-под конских копыт грязь и комья травы, тяжеленные, закованные в броню, как крепостные тараны, кони. Красиво, как в запредельно невозможном сне, взмыл в серое небо чей-то щит. Стало очень тихо, женский вопль вспорол воздух, набежали, засуетились слуги, мнишки из близлежащего храма Иконы Краона Всех Кто Печалится, кровяные пятна засыпали песком. Рыцарь Бдящей Совы стоял, тяжело опираясь на копье, смотрел, как кладут на носилки и уносят прочь поверженного противника.

— Кто был? — спросил Ярран глухо.

— Денон, — ответил Феличе.

— Пошлите узнать, не нужно ли ему чего.

— Не нужно, — сказал Феличе. Ярран обернулся в ужасе. — Да жив он, мессир, не беспокойтесь. Полежит дня два и встанет.

Суета улеглась, победителю воздали положенное, опять запела труба.

— Я скоро, — сказал Феличе, нехотя поднимаясь со скамьи…

— Ну ты, волчья сыть, травяной мешок! — Легонький Кешка дал шенкелей, отчего на взмокшем лбу боевой лошади вздулись синие вены. — Давай, щеми его!

— Сам щеми, — сказала лошадь и скинула нахального наездника в травку у крыльца. — А мы попить желаем и этого… свежего сена.

Кешка воззрился на Лаки с нескрываемым ужасом.

— Тебя кормили полчаса назад!

— Так я ж не пони, — резонно возразил Лаки, припадая ртом к носику погнутого чайника, стоящего тут же, на крылечке. — А турнир — дело тяжелое. Ну скажите ему, Сан Юрьич!

— Проглот, — констатировал Кешка. Потом на его пыльной мордашке возникла ехидная ухмылка. Хальк уставился с любопытством. А Сорэн-младший перескакнул перила веранды, ухватил с подноса заботливо нарезанный Ирочкой к обеду хлеб, щедро посыпал солью ломоть и вернулся к Лаки.

— На, лошадка, кушай.

Хальк прыснул в кулак. И объявил, что Лаки, как боевой конь особой роханской породы, питается в условиях рыцарских турниров исключительно карамельками. И вообще, они тут гопцуют, всю траву вытоптали, а боевые схватки где?! Халтура, граждане! Граждане засопели. И принялись объяснять, что из Пашки Эрнарского рыцарь как из помела балерина, и они в том не виноваты. Пашка с легким сотрясением мозгов и совести лежал под яблоней и театрально стонал. На лбу, под наложенным Метой ледяным компрессом, выспевала синяя гуля.

— А вот если бы вы, Александр Юрьевич, написали, что Денон победил, — начал Кешка сварливо.

— То под яблоней лежал бы ты. Я вам защиты показывал? Показывал. А вы?

Рыцари вздохнули. Пашка укрыл лицо за полотенцем.

— Барон, вставайте, — объявил ему Хальк, откладывая тетрадку. — Вас ждут великие дела.

Мессир управляющий, сидя на подоконнике своего кабинета, наблюдал за происходящим со смятенным лицом.

Противник был безоружен. Ну разве можно считать серьезным оружием и оружием вообще деревянный клинок в отведенной чуть в сторону руке? Парень шел по ристалищу — так, словно бы погулять вышел. Всех доспехов — кольчужка и кожаная с воронеными накладками перчатка. Ветер трепал светлые волосы.