Афанасий Никитин. Время сильных людей

— Не то чтоб долго. Часа четыре, много пять. Но ведь его всегда можно принять еще немного, — улыбнулся Мигель. — Оттого нам и выгода. Они привыкают, едят без перерыва или скуривают, а мы им новый продаем.

— Все равно не понимаю…

— Ах, вот ты про что! — догадался Мигель. — Ты думаешь, почему мы товар этот покупали в таком тайном месте? — Свободной от стремени рукой он указал на окружающие их глухие стены с узкими проходами. — Конопель-то везде растет! Так?

— Э… — Афанасий почесал в затылке. — Ну да.

— Потому что местные шахи сами этим делом торгуют немало. Слуг отправляют сотнями, чтоб те собирали, сушили, прессовали да продавали. Им соперники не нужны.

— То есть специального запрета нет, но как бы и не разрешено?

— В Шемахе запрета нет, хотя неприятностями грозить может. Не убьют шахские слуги, но бока намнут и имущество пожгут. А вот в том же Мазандеране за изготовление и продажу зелья гашишного усекновение головы положено.

— И что, никто не делает?

— Правитель делает, у него свои поля есть и люди, специально наученные растить, собирать да зелье готовить. Из рабов большей частью. А остальной конопель, какой найдут, слуги изводят под корень, вместе с теми, кто его вырастил.

— Значит, все же кто-то растит, несмотря на запрет? Странно. А зачем мы его туда везем? Усекновение ведь? — окончательно запутался тверской купец.

— А за потребление смертной казни нет. Сколько хочешь, столько и жуй. — Мигель улыбнулся недогадливости Афанасия. — Только за продажу. За нарушение привилегии шахской гашишем торговать. Понял?

— Теперь, кажись, да.

Они миновали площадь, на которой темные люди по-прежнему жарили шашлыки из собак, и вышли в доступную для всех посетителей часть базара.

— Пойдем скорее, наш корабль на рассвете уходит, — сказал Мигель, глядя на огни раскинувшегося внизу порта.

— Наш корабль?

— Ну да. Торговцы шепнули пару слов кому надо. Им вовсе ни к чему, чтоб мы вместе с товаром попали в руки шахских стражников. У них тут на Востоке пыточное дело так поставлено, что, и чего не знал, вспомнишь и расскажешь. Потому покупателей охраняют и стараются, чтоб они отбыли побыстрее да подальше.

Небольшое двухмачтовое судно, на которое приняли их бакинские торговцы по тайному слову, произнесенному Мигелем, неспешно скользило по водам Дербентского моря. Ветер поигрывал парусом из серой ткани. Белые барашки разбегались от рулевого весла. Солнце сушило палубу, которую два обнаженных по пояс ширванца поливали теплой забортной водой, черпая ее деревянными ведрами. Кристаллики соли, образуясь в швах досок, напоминали Афанасию родную Тверь зимой.

Купец сидел у мачты в тени паруса и в который уж раз перелистывал книжку Михаила. Вчитывался в четкий, витиеватый подчерк княжеского писца, разбирал торопливые каракули, оставленные на полях лазутчиками, пытался между строк определить свой дальнейший путь.

Последние несколько страниц были исписаны уже его собственным неровным подчерком, с косой палочкой над «ять». Интересно, понадобится ли кому его труд? Получит ли он за него хоть рубль? Высунув язык от усердия, он попытался зарисовать расщепленной палочкой силуэт горы на горизонте, притаившуюся в отрогах крепость с каменной смотровой башней и причал с боевыми галерами. Выходила какая-то мазня. Особенно плохо получалась сама гора — самая важная деталь, долженствующая служить вехой в случае атаки на пристань. Купцу никак не удавалось передать чуть изогнутую линию правого склона.

Дремавший на носу Мигель проснулся. Выбрался из-под просмоленного, чтоб не промокал, куска парусины. Потянулся до скрипа в суставах. Зевнул, широко разевая зубастый рот. Змеей скользнул мимо полуголого ширванца и присел рядом с Афанасием.

Без своих тряпок он был похож на морского разбойника. Загорелый, обросший многодневной щетиной — странно, как она у него в бороду не превращается, весь покрытый синими рисунками, наколотыми прямо на кожу. Резкий и точный в движениях. Только повязки на глаз не хватает. А еще лучше и на оба. Не нравились Афанасию его глаза. Глубокие, неподвижные. Как у сомлевшей на солнцепеке змеи. Опасные глаза.

Португалец заглянул тверичу через плечо.

— Не так, мой северный друг, — пробормотал он. Выхватил палочку из привычных к молоту, а не к перу пальцев Афанасия. Двумя росчерками привел силуэт горы на рисунке в соответствие с оригиналом. Чуть отстранился, полюбовавшись своей работой. — Ну вот. Похоже.

— Спасибо, добрый человек, — поблагодарил Афанасий. — Ловко это у тебя выходит. Учился?

— Учили, — ухмыльнулся португалец.

— Где это?

— В школе, — отмахнулся португалец, вроде походя, но так, что всякая охота выспрашивать дальше пропала. — А ты для чего это все рисуешь?

— Друг просил, — уклончиво ответил Афанасий, сам не зная зачем.

— Дай-ка посмотреть, — попросил Мигель и, не дожидаясь согласия, вырвал книжицу из рук Афанасия. Быстро перелистнул несколько страниц.

— Э… Не балуй! — взъярился купец. Схватился за кожаный переплет. Потянул.

— Осторожно, порвешь. Ладно, ладно, отдаю, — засмеялся Мигель, отпустил корешок и поднял вверх руки.