Аферистка (СИ)

- Я рано лишилась отца. Мне едва исполнилось восемь. Он был полицейским, погиб при исполнении. Мы с мамой перебрались в Уоллер. Тихое и живописный городок. Мама была для меня всем: сестрой, подругой, отцом. Чтобы поднять меня, пошла на немалые жертвы. Но тут не буду вдаваться в подробности. Знать об этом незачем, да и неинтересно.

От соприкосновения с горячей кружкой жгло пальцы. Стиснул их в кулак. Глядел в ничего не выражающее лицо Клэр Волстром.

Мне было интересно. Сложная история девочки из неполной семьи. Я предугадывал конец – сочла своим долгом пойти на заклание.

- Я оканчивала школу, когда мама попала в аварию. Целую неделю ее жизнь висела на волоске. Потом почти три месяца комы, множество операций. Страховка смогла покрыть не все, больничные счета съели все наши небольшие сбережения. Про школу я забыла, о колледже вообще речи идти не могло. Я была нужна маме. До сих пор нужна.

- Да, тривиальная ситуация. Знаю, что вы думаете. Я пошла работать. Но на что может рассчитывать девочка без образования? Мало на что. Няня, официантка – меня устраивает и это. Мама для меня все. Ради нее я пойду на что угодно. Время от времени нужда в деньгах становится очень острой.  И тогда… Плюс, поскольку я вынуждена жить в Сиэтле, а мама – в Уоллере, мне приходится платить за уход и присмотр за ней.

Она судорожно вздохнула, сжала в кулаке колючий ворот свитера. Но глаза оставались сухими.

- Я правильно понял: ваша мама прикована к инвалидному креслу?

- Пока нет. Чтобы она смогла сесть, нужна еще одна операция, - заставила себя расслабиться и продолжила с горькой язвительностью:

- Так что продолжу воровство. Продавать себя – последнее, на что я бы решилась. Проще опаивать мужчин и вытаскивать из их бумажников деньги. Впрочем, к моему счастью, такое приходится проделывать не каждый день, чаще мои расходы равны доходам.

Спустив ноги на пол, Клэр слезла с подоконника, снова повернулась ко мне спиной, обняла себя за плечи – жест полной защиты и отстранения. В оконном стекле – отражение ее лица.

- Я сама ищу своих жертв. И пока ни разу не ошиблась. Мужчины очень примитивны. Прояви к ним внимание, кокетливо улыбнись, поинтересуйся их жизнью, зацепи разговором, и они готовы.

- Я тоже примитивен?

- Отчасти. На сотую долю. С вами я как раз и ошиблась.

- Что вы мне подлили?

- Смесь препаратов, основа – клонидин, так, кажется. Мои познания в фармацевтике и химии весьма и весьма скромны, хитростью выудила их из своего старого школьного друга, который сейчас работает в аптеке.

- И как вы … действуете? Я больше месяца искал вас по барам даунтауна.

Закрыла глаза, прикусила губу.

- От меня зависит благополучие и жизнь мамы. Поэтому проявляю осторожность и смекалку. Во-первых, не возвращаюсь дважды в одно и то же место, не снимаю номер в одной и той же гостинице. Меняю облик.

Добавила шепотом:

- Удивительно, что вы не только меня нашли, но и узнали.

- Найти помогла случайность. А узнал… Я не был пьян в тот вечер.

- И здесь я тоже совершила ошибку.

Нет.  Не считаю наше знакомство ошибкой. Она нуждалась в деньгах, она взяла их тем способом, за который всячески осуждает себя.

Не показывает мне свое лицо, не дает заглянуть в глаза, воздвигает стену. Ее тон, ее слова – полная готовность к порицанию, презрению. Порицание и презрение - ее собственные чувства по отношению к самой себе.

Давно живет под игом вердикта собственной совести. Это хуже, чем тюремное заключение.

- Я рассказала все, - вздох облегчения. – У вас есть еще вопросы?

Я вглядывался в отражение ее лица в черной глади стекла. Безучастна, ни одна черточка не дрогнула. Ощущал уже не только волны напряжения от нее – неприятия.

У меня было много вопросов. Все касались ее: ее мысли, ее чувства. Касались меня и ее. Того, что между нами случилось тем поздним февральским вечером. Того, насколько она затронута этим случившимся. Того, насколько она открыта для принятия помощи.

Но именно сейчас не время для этого.

Клэр развернулась ко мне, кинула взгляд на кружку, которую я держал в ладонях, точно в колыбели.

- Ваш кофе остыл, - безразличная констатация факта и проявление внимания.

Прошла к комоду. Вернувшись, положила на стол мои часы.

- Не успела их продать, - произнесла вполголоса, сжала пальцами переносицу, спрятала глаза.

Она говорит неправду. И этим обнажает истину: не собиралась их продавать, часы были важны для нее.

Я заговорил, считая необходимым подтолкнуть нас в область располагающей, а не отталкивающей откровенности:

- Подарок старшей сестры в день окончания колледжа.

Развернул часы таким образом, чтобы показать гравировку на крышке сзади.

Без сомнения, она ее читала.

«Горжусь тобой, большой человек. Маргарэт».

- Большой человек – это мое прозвище. Марджи дала мне его еще в детстве. У нас была большая разница в росте, хотя сестра старше меня на семь лет.

- Вы очень близки. В вашем голосе необычная теплота.

Я поднял голову, встретился с проницательным взглядом серо-зеленых глаз. Мгновение полного спокойствия, изучающего созерцания – мы смотрим друг на друга.