Афинская ночь

— Вячеслав Андреевич! Люди совершенно не "венец творения", даже не "цари природы". Заурядные млекопитающие с довольно сложным социальным поведением… Если посмотреть с Марса — мало отличающиеся от тех же леммингов. Видели этого северного хомяка? Как и человек — он приспособился к крайне суровому климату. Основных стратегий выживания у него три. Или бешено размножаться (даже зимой, хватало бы под снегом корма). Или массово куда-то бежать, если в обжитых местах закончилась еда. Или убивать и пожирать чужих детенышей, если плотность популяции выше критической, отчего соседние "кормовые участки" начали соприкасаться.

— Всё как у людей…

— Не представляете, до какой степени! Лемминги — идеальный объект для экологического моделирования. Зверек страшно прожорлив (в день уминает два своих веса в "сухом эквиваленте"). За год взрослый лемминг (при массе 50–70 граммов) съедает до 50 килограммов чего попадется, не брезгуя ядовитой травой, жуками и собратьями. Образчик фауны "дочиста выжирающей кормящий ландшафт". Ближайший аналог — люди и козы.

— Так травоядный же… Никаких размышлений о будущем. Только беспощадный "хомячий инстинкт"…

— Ага! В разгар "детских войн" лемминги взаимно истребляют до 95–98 % собственного молодняка. После чего вымирают, не оставив потомства. Правда, очередное поколение леммингов всегда разводится из маленькой горстки особей-отшельников, которые никуда "с толпой" — не побежали и своё потомство — уберегли. Остальные, как правило, дружно дохнут, предварительно выщипав окрестности до последней травинки. Популяционный регулятор…

— Вы ещё "волю к смерти", от дедушки Фрейда, сюда приплетите…

— Я про то, что не только у Homo Sapiens Sapiens существуют "подвиды-эфемеры", с различыми "типами социального поведения". Друг друга они — принципиально не понимают, а при встрече — убивают.

— Однако, только люди дотумкали формировать из представителей одного "человеческого подвида" организации, защищающие представителей всех остальных "подвидов", — не замедлила пустить шпильку филологиня, — Попробуйте представить одинокого лемминга, искренне пытающегося остановить самоубийство прочей зверомассы, вдобавок пламенно, персонально его (блаженного дурака) ненавидящей.

Выстрел явно попал в цель… Тем не менее, взрыва не вышло. Соколов только коротко выдохнул через нос. Знакомо… Когда-нибудь, оно филологине икнется.

— Издеваетесь? — обиделся…

— Пытаемся объяснить… — Ленка купается в своем бесстыдстве, только что обосрала чужую цель жизни, а раскаяния ни в одном глазу, — Есть вещи кажущиеся "элементарными", а на самом деле — невозможные. Как в балладе Новеллы Матвеевой "Песни Киплинга" 1961 года. "Об акулах благодарных, о казармах лучезарных и о радужных холерных лагерях!" — тихо пропела она известные строчки. В мохнатой душе "патриархального крестьянина" или "городского телепузика" — понятия "благодарности" нету. И "совести" у них обеих тоже нет. "Голос в голове", который её заменяет — плод больного воображения платных "моралистов" с "педагогами".

— Спасать тех и других от смерти всё равно приходится, — надулся главный начальник, — Работа моя такая.

— Хотя точно знаете, что не оценят, не поблагодарят, а при случае — радостно харкнут в душу.

— Переживу…

— Тогда — подбиваем итоги. У человека есть "врожденные поведенческие программы". У человека нет, как у нормальных хищников, "врожденной морали". Вывод? Численность вида в "оптимальных" (с точки зрения природы) границах регулируется "по-скотски". Вот загорелось леммингам покончить жизнь самоубийством… И хоть кол на голове теши. Цель внедрения в общество "скотской этики" — та же самая. Аварийный регулятор.

— Люди — не лемминги! — каудильо резко осекся, покосился в мою сторону и глубоко вдохнул… — Галина?

— Да, они крупнее и хитрее… Но, стадный инстинкт, обезьянья мораль и нежелание думать головой — те же самые. Теоретически, от бескормицы надо бежать в пустоши… Но, эта стратегия не гарантирует 100 % успеха и требует определенных личных качеств. Поэтому, толпа "хомячков" бежит туда, куда и остальные. Искренне полагая, что большинство не может ошибаться. Отчего настает катастрофа. В потоке "транзитных беженцев", следующих через Ленинград летом 1941 года — хватало "умных" и желающих "действовать наверняка". Зачем уезжать к черту на кулички? Вот он, за окном вагона — огромный богатый город с великолепным "столичным снабжением" и без следов бомбежек. "Коренные ленинградцы", что характерно — думали точно так же.

— Знаю про этот парадокс… — нахмурился Соколов, — В войну все крупные города наводняются беженцами, рассчитывающими переждать смутное время в приличном месте. Не так глупо, кстати. За городом, "пришлых городских" или "чужаков" — неизменно грабят и убивают… По-вашему, Галина, проблема решения не имеет?

— "Идеального" или "всех устраивающего" — точно нет. Сами видите, что у нас творится.

— Не хитрите! — начальство сердится, — Был в 1941 году простой и надежный способ спасти "блокадников", без химической магии и прочих фокусов? Посильный "там и тогда"? Я вас, как профессионал спрашиваю.