Афинские убийства, или Пещера идей

— Хватит, — быстро прервал его Разгадыватель. — Вот дом, о котором нам говорили…

Изрезанная трещинами серая стена тяжело вздымалась с одной стороны улицы; перед провалом держали совет тени.

— Скажи лучше: седьмой дом, — возразил Диагор. — Я уже понапрасну спрашивал в первых шести.

— Значит, принимая во внимание твой растущий опыт, думаю, тебе нетрудно будет расспросить этих женщин…

При приближении Диагора темные, прикрывавшие лица шали стремительно превратились во взгляды и улыбки.

— Простите. Мы с другом ищем танцовщицу по имени Ясинтра. Нам сказали…

Как хрустнувшая под ногой неосторожного охотника ветка предупреждает зверя, который быстрее ветра бежит с поляны укрыться под защитой чащи, так слова Диагора вызвали неожиданную реакцию в группе: одна из девушек стремглав помчалась вниз по улице, а все остальные поспешно ринулись в дом.

— Постой! — закричал Диагор убегающей тени. — Это Ясинтра? — спросил он у остальных женщин. — Подождите, Зевса ради, мы только хотим!..

Дверь с размаху закрылась. Улица была пуста. Гераклес не торопясь продолжил путь, и Диагор последовал за ним, хоть и с большой неохотой. Через мгновение он сказал:

— Ну а теперь? Что нам теперь делать? Почему мы идем дальше? Она скрылась. Убежала. Ты что, думаешь догнать ее таким шагом? — Гераклес буркнул и спокойно достал из сумки еще одну смокву. Совершенно выведенный из себя философ остановился и обратил к нему яростные слова: — Да послушай же ты! Целый день мы искали эту гетеру в портовых улицах, в городских кварталах, в домах с дурной славой, в богатых и бедных районах, тут и там, второпях, доверяясь лживым словам презренных душ, необразованного духа, грязных сводней, порочных жен… И теперь, когда, казалось, Зевс позволил нам найти ее, она снова исчезла! А ты идешь вразвалку как ни в чем не бывало, как довольный пес, тогда как…

— Успокойся, Диагор. Хочешь смокву? Она придаст тебе сил, чтобы…

— Оставь меня в покое с твоими смоквами! Я хочу знать, почему мы идем дальше! По-моему, мы должны попытаться поговорить с женщинами, которые вошли в дом, и…

— Нет: та женщина, которую мы искали, сбежала, — невозмутимо заметил Разгадыватель.

— А почему мы не бежим за ней?

— Потому что мы устали. По крайней мере я. Ты не устал?

— Если это так, — Диагор все больше выходил из себя, — почему мы идем дальше?

Гераклес, не замедляя шаг, позволил себе немного помолчать, пока не прожевал.

— Иногда устатость может побороть усталость, — сказал он. — Таким образом, устал много раз подряд — и стал неутомимым.

На глазах у Диагора он, не сбавляя темпа, уходил вниз по улице, и скрепя сердце философ последовал за ним.

— И ты еще смеешь говорить, что тебе не нравится философия! — фыркнул он.

Какое-то время они шагали молча в тишине близящейся Ночи. Улица, по которой убежала женщина, беспрерывно тянулась вдоль двух рядов ветхих домишек. Очень скоро опустится полная темнота, и не будет видно даже домов.

— Эти старые мрачные улочки… — проворчат Диагор. — Только Афине известно, куда могла деться эта женщина! Она молода и проворна… Мне кажется, она могла бы бежать без передышки до края Аттики…

Он и в самом деле представил себе, как она бежит в соседние леса, оставляя в грязи следы босых ног, озаряемая светом луны, белоснежной, как лилия в руках девы, не обращая внимание на темноту (ибо она, несомненно, знает дорогу), проносясь над лилиями, и дыхание волнует ей грудь, звук ее шагов скрадывается расстоянием, ее оленьи очи широко раскрыты. Быть может, она сбросит с себя одежду, чтобы ускорить свой бег, и лилейная белизна ее обнаженного тела прорежет чащу, как молния, не замечая деревьев, распущенные волосы едва коснутся рогов ветвей, тонких, как травяные стебли или девичьи пальцы, легка, нага и бледна, словно цветок слоновой кости в руках убегающей девы.*

[* Некоторые пропуски в тексте, которым мы обязаны, по выражению Монтала, «поспешно написанным», «неразборчивым» словам, затрудняют понимание этого загадочного отрывка. Скрытый эйдезис здесь, похоже, указывает на «быстроту», как и в начале этой главы, но к ней прибавляются образы оленей, а не кабанов: «оленьи очи», «рога ветвей»… а это наводит на мысль не о третьем, а о четвертом подвиге Геракла: поимке быстроногой Керинейской лани. Это странное нарушение порядка подвигов неудивительно, оно часто встречается у античных писателей. Необычным же является новый эйдетический образ, так подчеркнутый в тексте: дева с лилией в руках. Какое отношение имеет она к преследованию лани? Просто олицетворяет целомудрие богини Артемиды, которой было посвящено легендарное животное? Как бы там ни было, не думаю, что можно считать ее «ничего не значащей поэтической вольностью», как утверждает Монтал.]

Они вышли на распутье. Улица вилась вперед узким проходом, усеянным камнями; налево ответвлялась другая улочка; справа мостик, соединяющий два высоких здания, образовывал тесный туннель, конец которого терялся в темноте.

— Что теперь? — вспылил Диагор. — Будем бросать жребий, чтобы найти дорогу?