Афинские убийства, или Пещера идей

Борьба внезапно затихла, как затихает ощущение холода, когда мышцы напрягаются в быстром беге. Диагор вдруг заметил, как существо необратимо превратилось в женщину. Впервые ощутил он твердую выпуклость грудей, тонкую талию, странный запах, упругость тела; заметил, как рождаются темные завитки волос, как вытекают стройные руки, как образуется абрис. Наконец он уловил черты ее лица. Какая она странная — была первая мысль, оказывается, он представлял ее себе красавицей, сам не зная почему. Но красавицей она не была: ее кудри походили на растрепанную шерсть, глаза были слишком большими и очень светлыми, как у животного, хоть цвета он в темноте и не различил; худые скулы обрисовывали линии черепа под тугой кожей. Он в замешательстве отстранился от нее, все еще ощущая медленную пульсацию боли в животе.

— Ты — Ясинтра? — произнес он, и слова заволоклись паром его дыхания.

Оба они тяжело дышали. Она не ответила.

— Ты знала Трамаха… Он приходил к тебе.

— Осторожно с коленями… — Послышался голос Гераклеса где-то вдалеке.

Девушка молча глядела на него.

— Он платил тебе за встречи? — Он и сам толком не знал, зачем задал этот вопрос.

— Ясное дело, платил, — ответила она. Оба мужчины подумали, что не у многих эфебов услышишь такой низкий голос, как отзвук гобоя в пещере. — Плата за обряды Бромия — пеаны, за обряды Киприды — оболы.

Непонятно почему, Диагор почувствовал обиду; возможно, из-за того, что девушка не казалась напуганной. Не почудилось ли ему даже, что ее толстые губы насмехались над ним в темноте?

— Когда ты с ним познакомилась?

— На прошлых Ленеях. Я танцевала в процессии божества. Он увидел, как я танцую, а потом разыскал.

— Разыскал? — недоверчиво воскликнул Диагор. — Да он же не был еще и мужчиной!..

— Немало детей разыскивает меня.

— Ты, наверное, говоришь о другом…

— О Трамахе, юноше, которого загрызли волки, — ответила Ясинтра, — я говорю о нем.

Гераклес нетерпеливо вмешался:

— За кого ты нас приняла?

— Не знаю… — Ясинтра перевела на него свой водянистый взгляд.

— Почему ты убежала, когда мы спросили о тебе? Ты не из тех, кто бежит от мужчин. Кого ты ждала?

— Никого. Когда хочу, тогда бегу.

— Ясинтра, — казалось, к Диагору вернулось спокойствие, — нам нужна твоя помощь. Мы знаем, что с Трамахом что-то происходило. Его мучила серьезная проблема. Я… Мы были его друзьями и хотим узнать, что с ним происходило. Не важно теперь, какие у тебя были с ним отношения. Мы хотим лишь узнать, рассказывал ли тебе Трамах о своих переживаниях…

Он хотел прибавить: «О, будь добра, помоги мне. Для меня это гораздо важнее, чем ты думаешь». Он молил бы ее о помощи сотню раз, ибо чувствовал себя слабым, хрупким, как лилия в руках девы. Его сознание утратило всякую гордость и превратилось в голубоглазую блестящеволосую деву, со стоном молящую: «Помоги мне, сделай милость, помоги мне». Но желание это, легкое, как прикосновение белой девичьей туники к цветочным лепесткам, и в то же время пылкое как юное и соблазнительное тело обнаженной девы, не вылилось в слова.*

[* Снова сильный эйдезис «девы с лилией», но, кажется, теперь к нему присоединилась идея «помощи», которая четырежды повторяется в этом абзаце.]

— Трамах был не очень-то разговорчив, — сказала она. — И не выглядел обеспокоенным.

— Он когда-нибудь просил тебя о помощи? — спросил Гераклес.

— Нет. С чего ему это делать?

— Когда ты в последний раз видела его?

— В прошлую луну.

— Он когда-нибудь говорил тебе о себе?

— Кто говорит с такими женщинами, как я?

— Его семья не возражала против вашей связи?

— Не было никакой связи: иногда он приходил, платил и уходил.

— Но, быть может, его семье было не по нраву, что их благородный сын порой развлекается с тобой.

— Не знаю. Я не семье должна была угождать.

— Значит, никто из его родных не запретил тебе видеться с ним?

— Я никогда не говорила с ними, — резко ответила Ясинтра.

— Но, возможно, его отец знал о вас… — бесстрастно стоял на своем Гераклес.

— У него не было отца.

— Да, правда, — сказал Гераклес, — я хотел сказать — его мать.

— Я с ней не знакома.

Последовало молчание. Диагор взглянул на Разгадывателя, ища помощи. Гераклес пожал плечами.

— Можно мне уйти? — спросила девушка. — Я устала.

Ответа не последовало, но она оторвалась от стены и удалилась. Тело ее, завернутое в длинную темную накидку поверх туники, двигалось с прекрасным спокойствием лесного зверя. Невидимые браслеты и запястья звенели на каждом шагу. На краю темноты она обернулась к Диагору:

— Я не хотела бить тебя.

В Город они возвращались поздно ночью по дороге вдоль Длинных стен.

— Мне жаль, что тебя ударили, — произнес Гераклес, немного озабоченный глубоким молчанием, в которое погрузился философ после разговора с гетерой. — Болит еще?.. Ну, нельзя сказать, что я тебя не предупредил… Я хорошо знаю таких гетер-танцовщиц. Они очень ловки и умеют постоять за себя. Когда она кинулась бежать, я понял, что она бросится на нас, если мы приблизимся.