Африка, миграции, мифология. Ареалы распространения фольклорных мотивов в исторической перспективе

Степень проникновения «бродячих» фольклорных сюжетов на периферию Нуклеарной Евразии можно рассматривать как меру интенсивности межрегиональных связей. Обработка данных показывает, что для Африки южнее Сахары эта интенсивность была лишь ненамного меньшей, чем для Северной и Северо-Восточной Сибири, хотя значительно более слабой, чем для Южной Сибири (см. таблицу).

Таблица 1. Результаты обработки избранных евразийских и африканских традиций (выделены курсивом) методом факторного анализа, первая главная компонента.

Этнические группы (в скобках — число мотивов соответствующей категории, зарегистрированное для данной традиции). / Полученные в результате обработки условные показатели, указывающие на относительное сходство/различие традиций.

Приключенческие и трикстерские мотивы

Норвежцы (106) / 1,70

Испанцы (84) / 1,46

Латыши (89) / 1,46

Поляки (64) / 1,15

Тувинцы (95) / 1,07

Узбеки (96) / 1,01

Чуваши (139) / 0,80

Арабы Леванта (93) / 0,74

Буряты (75) / 0,63

Ингуши (74) / 0,29

Азербайджанцы (50) / -0,01

Северные селькупы (44) / -0,22

Чукчи (88) / -0,38

Ветхий Завет (13) / -0,69

Шона (29) / -0,86

Гого, зарамо (36) / -0,88

Конго

(51) / -0,94

Манден, бамбара (36) / -1,00

Фанг, бубе, булу (30) / -1,01

Бемба, ламба (26) / -1,04

Моси, мампруси (56) / -1,06

Хауса (48) / -1,07

Бура, марги (42) / -1,13

Космологические и этиологические мотивы

Буряты (88) / 2,51

Чуваши (77) / 2,35

Латыши (43) / 1,18

Северные селькупы (68) / 1,03

Чукчи (86) / 0,82

Тувинцы (63) / 0,77

Поляки (58) / 0,67

Ингуши (34) / -0,04

Арабы Леванта (24) / -0,34

Норвежцы (14) / -0,45

Испанцы (21) / -0,49

Узбеки (18) / -0,52

Манден, бамбара (28) / -0,54

Гого, зарамо

(22) / -0,60

Фанг, бубе, булу (33) / -0,61

Ветхий Завет (15) / -0,65

Моси, мампруси (21) / -0,66

Хауса (17) / -0,67

Шона (32) / -0,69

Азербайджанцы (33) / -0,71

Конго (34) / -0,73

Бура, марги (34) / -0,75

Бемба, ламба (40) / -0,86

Из таблицы видно, что в случае с приключенческо-трикстерскими мотивами традиции Нуклеарной Евразии противопоставлены как северосибирским, так и африканским. Чукчи и северные селькупы лишь немного ближе азербайджанцам и ингушам, чем шона Зимбабве или гого Танзании. Различия между северосибирскими и африканскими традициями находятся примерно на том же уровне, что и различия между северосибирскими и более южными евразийскими традициями. (Разумеется, это не значит, что чукотский фольклор похож на африканский. Просто отличия северосибирских традиций от африканских отражают другие главные компоненты факторного анализа, данные по которым в таблицу не включены.) Подчеркнем, что северосибирские традиции отличны от более южных прежде всего за счет наличия в них мотивов, которых нет в Нуклеарной Евразии, тогда как африканские — в основном по причине отсутствия в них многих мотивов, которые для Нуклеарной Евразии характерны.

Для этиологических мотивов противопоставление Нуклеарной Евразии остальным регионам мира не столь релевантно, здесь представлены разные космологические системы, которые не более и не менее разработаны, чем космологии в других регионах Евразии и Америки. Однако африканские космологии, как неоднократно подчеркивалось, разработаны относительно слабо. Можно полагать, что именно поэтому при обработке космологических и этиологических мотивов различия между отдельными африканскими традициями минимальны и несравненно менее значительны, чем различия между отдельными евразийскими традициями. К африканским традициям примыкают те евразийские, в которых древние космологии утрачены, а в фольклоре господствуют приключенческо-трикстерские мотивы, учтенные в указателе ATU, и «трансъевразийские» космологические мотивы, лишенные этнической специфики и не связанные с актуальными верованиями [Березкин 2006б; 2008в; 2010в; Berezkin 2010f]. Таковы азербайджанцы, узбеки, норвежцы (имеется в виду поздний фольклор, а не «Эдда»), арабы Леванта, испанцы.