Африканские рабы...

Так на западе и на востоке от освященной папской буллой линии расцветали порожденные «Очень Католической Испанией» и «Очень Правоверной Португалией» алчные монополии и хозяйства, уносившие человеческие жизни. Самая большая трудность для развития колониальной экономики заключалась в обеспечении ее рентабельности.

Лас Казас, епископ Чиапы, обрушивался на варварство испанцев, уничтожавших индейцев с тем размахом, который теперь называют геноцидом. Но опыт, достигнутый после привоза в Америку нескольких сот африканских невольников, показал испанцам, что один африканец работает лучше четырех индейцев. А так как те и другие были язычниками, то Лас Казас добился от испанских монархов лишь того, что в рабство стали обращать только индейцев, захваченных в «справедливых войнах». Что же касалось африканцев, то сам их вывоз в Америку был объявлен полезным для постепенного перехода их «из природного варварства в праведную христианскую веру». О правоверности католика Лас Казаса написано немало, но именно он обеспечил рабовладельцев и белых торговцев, поставлявших черных невольников, аргументом, доказывавшим законность их действий с точки зрения религиозной морали. Этот аргумент использовался без существенных изменений на протяжении трех столетий. Поскольку местная рабочая сила в Америке быстро иссякла, испанская империя здесь создавалась трудом африканских рабов.

Испания изобрела такую форму хозяйства, которая одновременно удовлетворяла требованиям королевской власти, экономики, морали и религии. Это так называемая практика «асьенто». Сначала она касалась только аренды ферм, а затем превратилась в подряд по обеспечению колоний рабочей силой — невольниками. Между так называемым посредником и королевской властью заключался контракт, по которому первый брал обязательство поставлять в королевские колонии столько черной рабочей силы, сколько предусматривал этот юридический акт.

«Асьентист» «окупал право на такой контракт и, в свою очередь, мог прибыльно уступить его, а мог и сам продавать африканских рабов по им же самим установленной цене. «Корона» от этой системы получала доходы, возраставшие пропорционально росту тарифа на такие контракты и увеличению спроса на «привлеченную» рабочую силу. Экономика получала выгоду от этой системы потому, что обеспечивались доходы на разных уровнях, что теоретически гарантировало хозяйственную активность. Мораль тоже была соблюдена, так как при продаже контрактов иностранцам королевская власть как бы не принимала участия в торговле неграми на Гвинейском побережье, т. е. официально Испания сохраняла «чистые руки». И религия получала выгоду, ведь из-за запрета вывозить в Новый Свет язычников «асьентисты» (в первую очередь «очень правоверные португальцы») крестили негров целыми группами на побережье Африки перед посадкой на суда для пересечения океана. Хотя наше изложение схематично, но это отнюдь не карикатура^{149}.

Американец Кертен несколько двусмысленно назвал дискуссию о числе вывезенных африканских невольников «игрой в цифры». В подобной игре схватываются между собой те историки работорговли, которые совершенно по-разному подсчитывают или оценивают всегда уязвимые «исходные данные». Немаловажное значение в такой «игре» могут иметь и различные идеологические подходы. Методически же эти подсчеты — нелегкая, никогда не дающая полного удовлетворения работа. Научная критика результатов исследований порождает сомнения и в достоверности использованных источников, что действительно справедливо по мере углубления историков в далекое прошлое, т. е., другими словами, в достатистическую эру.

Тем не менее, что касается организации, управления, доходов системы «асьенто», цифры, содержащиеся в официальных документах, пользуясь современной терминологией, «заслуживают доверия». Помимо данных Жоржа Сцелля, относящихся к началу нашего века, исследования Генриетты и Пьера Шоню свидетельствуют о том, что в 1551–1640 гг. Испания использовала 1222 невольничьих судна, которые перевезли, вероятно, 170 000 человек^{150}

. Но это не определяет общего числа африканцев, вывезенных в обе Америки между 1451 и 1650 гг. Филипп Кертен оценивает его примерно в 645 000 человек. Совсем недавно Пол Лавджой^{151} определил для периода 1451–1600 гг. эту численность от 345 000 до 391 000 человек, а для следующих пятидесяти лет (1600–1650) — от 593 000 до 672 000 человек. Не будем заниматься «уточнением» причин расхождений в сотни тысяч человек, а отметим просто, что оценки числа вывезенных из Африки за два века рабов уже приближаются к миллиону.