Агнесса из Сорренто

– Я припомнил их только потому, что, несомненно взволнованный вашей проповедью, он обронил в разговоре со мной несколько слов, и они навели меня на мысль, что он не окончательно искоренил эту земную, грешную любовь в душе своей. Недавно бывшая невеста его занедужила и, находясь при смерти, послала за ним…

– Но он же не пошел? – перебил отца Иоганнеса настоятель.

– Да, не пошел, Господь сподобил его уберечься от соблазна, но он обмолвился в беседе со мной, что втайне еще питает любовь к этой женщине, а внимая вашей сегодняшней проповеди, с ее предостережениями от ужасного греха, я преисполнился страха за душу сего юноши, которая в какой-то степени вверена мне как старшему его брату, и потому пришел к вам за советом, нельзя ли подать ему помощь.

Отец Франческо на мгновение отвернулся и замолчал, а потом произнес голосом, в котором звучали сдерживаемые рыдания и тщательно скрываемая душевная мука:

– Да поможет ему Господь!

– Аминь! – откликнулся отец Иоганнес, зорко подмечая охватившее настоятеля смятение.

– Вероятно, у вас есть опыт в подобных делах, отец мой, – продолжал он после некоторого молчания, – ведь столько прихожан изливало перед вами душу. Позвольте спросить, какое средство от любви к женщине, если она завладела вашим сердцем, считаете вы самым действенным и надежным?

– Смерть! – ответствовал отец Франческо после долгой торжественной паузы.

– Не понимаю вас, – проговорил отец Иоганнес.

– Сын мой, – промолвил отец Франческо, с властным видом поднимаясь с ложа, – ты не понимаешь, ибо не испытал тех чувств и тех ударов судьбы, что позволили бы тебе меня понять. Этот несчастный брат открыл мне душу, и я поделился с ним всем, что знаю, посоветовав неустанно молиться, поститься, бдеть и умерщвлять плоть. Пусть, не оставляя стараний, усердно продолжает в том же духе, а если все это окажется тщетным, Господь в свое время ниспошлет ему единственно верное средство к спасению. Всему на свете приходит конец, непременно придет конец и его страданиям. Вели ему упорствовать в духовных упражнениях и надеяться на избавление от мук. А теперь, брат мой, – с достоинством добавил настоятель, – если нет у тебя ко мне иных вопросов, помни, что время пролетает быстро и близится вечность, – ступай же, бди и молись, и предоставь меня моим молитвам.

Он воздел длань в благословляющем жесте, и отец Иоганнес, невольно испытывая благоговейный трепет, принужден был уйти из кельи настоятеля.

«Разгадал я его тайну или нет? – спросил он самого себя. – Не могу понять. Он как будто и вправду отвернулся и содрогнулся, стоило мне упомянуть о сути моего визита, но в конце концов всецело овладел собой. Не знаю, возымел я над ним какую-то власть или нет. Впрочем, терпение! Скоро все выяснится».

Глава 16

Эльза настойчиво осуществляет задуманное

Добрый отец Антонио вернулся после беседы с кавалером, узнав многое, о чем предстояло ему тягостно и мучительно размышлять. Он заключил, что этот человек отнюдь не был врагом церкви или государства, но, напротив, во многих отношениях походил на его почитаемого настоятеля, насколько вообще положение мирянина могло напоминать участь духовного лица. Он отвергал церковь зримую, представленную папой и кардиналами, но не кощунствуя, а руководствуясь христианским благочестием. Принять их как наместников Христа и столпов христианской веры означало одновременно богохульствовать и предать Христа и христианство, и потому истинным христианином мог быть признан лишь тот, кто совершенно отрицал папу и его присных как в духовной, так и в материальной сфере.

Его по-отечески доброе сердце прониклось состраданием к смелому молодому аристократу. Он всецело сочувствовал ему в его несчастьях и даже желал ему успеха в любви; но как помочь ему добиться благосклонности Агнессы и, прежде всего, как смягчить ее бабушку, не взяв на себя одновременно ужасной задачи – обличить и разоблачить лицо, облеченное высочайшей духовной властью, перед которым всю церковь на протяжении многих лет учили преклоняться как перед священным, непогрешимым, боговдохновенным носителем высшей истины? Подлинно благочестивые чада церкви, воспринявшие проповеди Савонаролы, уже давно подозревали, что чем искреннее они будут следовать учению Христа, тем решительнее станут отрицать папу и кардиналов, однако они до сих пор опасались призывать народ к открытому мятежу.