Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах (СИ)

Так когда же ты нанесешь последний удар, который заставит меня подчиниться? – хрупкие пальцы-льдинки в моей ладони, сегодня ее взгляд уходит в прозрачный пруд, и серебристый тополь роняет на плечи листья.

Противника нужно измотать ожиданием, – я чуть сжимал ее руку и говорил банальную ерунду – что она прекрасна и что любой бы на моем месте пленился бы, и что она будет хорошей госпожой в моем мире. Измотать. Потом удар.

Союзников в этой войне у меня не было. Единственной богиней в Аиде была Геката – последняя, к кому я бы пошел докладываться о своей беспомощности.

Титанида Горгира, жена Ахерона, ходящая за Корой, изо всех сил старалась расшевелить молодую хозяйку – и медленно вгоняла меня в коцитское уныние аккуратными отчетами по вечерам: всё как обычно… всё как обычно…

Что Кора не ест и не пьет – мне сказал Аксалаф больше чем через месяц после начала нашего затяжного поединка. Объявился… союзничек. Вырос словно из-под земли во время моей прогулки по обрывистому берегу Ахерона и прошептал несколько слов на ухо, исходя на ненависть к Деметре. В глазах у него была истовая и тайная надежда, что за такое неповиновение Кора понесет страшную кару.

Вместо этого я вызвал Горгиру.

«Почему ты мне не говорила?»

И получил в ответ искреннее изумление на лице подземной титаниды: ну как же, да чтобы Владыка Аид о таком не знал!

С неприятным чувством я ощутил, что пропустил второй удар в бою, и теперь придется занимать оборонительные позиции.

Это были дни, когда даже Танат не решался являться ко мне на глаза: я карал за любой звук, любого, кто влезал в круг моего одиночества и нарушал мысли. Явись ко мне Гекатонхейры, все втроем, – огребли бы и они. Я часами стоял у ее двери – собираясь с силами, чтобы придать голосу нужный тон – потом входил, чтобы произнести просяще:

– Пожалуйста… поешь или выпей чего-нибудь, – и натыкался на ее взгляд, в котором начинало – или казалось? – сквозить торжество.

Зевс отдал ее мне в жены – она считала себя пленницей и показывала мне яснее некуда. И насилие – последнее, что я смог бы использовать против нее, потому что силой овладевают пленницами, жена идет с тобой добровольно…

Визит на Олимп я планировал тщательно. Мне нужен был холодный ум, нужен был я, чтобы закончить эту битву… если это было еще возможно. Кора каменела с каждым днем всё больше, и временами казалось – ее кожа обретает гладкость мрамора, и то, что творилось внутри меня, когда я видел ее, неподвижно глядящей перед собой, мешало думать и заставляло вспыхивать без причины.

Я надел шлем еще до Стикса и поднялся на Олимп незамеченным, у меня не было в планах разговоров с братом или с племянницами, я знал, кого мне искать и кого за шкирку перетаскивать на мою сторону.

Он летел куда-то по своим делам, зловредно хихикая под нос, когда моя рука из пустоты сгребла его за крыло и втащила в пустующий чертог.

– Молчи или крылья выщиплю, –

шикнул я, снимая шлем. Юный нахал отошел на редкость быстро, угрозу мою не воспринял всерьез (подозреваю, что он в принципе неспособен помнить все, что сказано минуту назад) и с лукавым видом подергал тетиву.

– Владыка Аид! Ты – и на Олимпе…

– Не на Олимпе, – поправил я. – У себя. В своем мире. В своем дворце.

Помнить он не умел – а понимать прекрасно. Зацвел слегка недоуменной алой ухмылочкой.

– Ой! Значит, я у тебя во дворце! Вот неожиданность-то!

– А ты – на Олимпе, – внушил я. – И у нас с тобой не может быть никаких дел.

– Да уж, какие дела, - оценил Эрот, прикусывая верхушку лука. – А какие дела-то?

–

Мне нужен один твой выстрел.

От счастья он взмыл к потолку и чуть ли не кувыркнулся.

– Кого?

– Меня.

Крылья отказались держать бога любви: еще чуть-чуть – и он бы грохнулся на узорчатый пол.

– Мне нужна одна стрела, отвращающая любовь. Надеюсь, у тебя они не кончились.

– А кого же это ты… - мрачный мой взгляд сказал, что лучше в такие вопросы не лезть, и Эрот охотно согласился: – Ладно. А ты мне точно потом шею не свернешь?

Еще один короткий взгляд.

–

Мечта всей жизни: пальнуть в сурового владыку мертвя… подземного мира!

– Стреляй.

– Могу по выбору: в сердце, в голову – если кто не твердолобый – ну, и в другие какие места, если, конечно…

Я шагнул вперед, перехватывая двузубец, и в этот момент прозвенела спущенная тетива. Стрела трынькнула, звякнула и рикошетом ушла в окно. Под окном послышался крик.

Кажется, это был голос Артемиды.

Я ему не крылья – голову оторву вместе с золотыми кудряшками. Циклопы – и те лучше стреляют!

– Это не я! – зашипел златокрылый, пытаясь выдернуть у меня средство своего передвижения. – Я стрелял правильно, она от твоего сердца отскочила! Такое только у Таната, только от него любовь отскакивает, а тут – наоборот…

Нужно будет сказать Убийце при случае, что в него палили любовными стрелами. Эрот после этого не досчитается нескольких талантов наглости.

– Что это значит?

– Что уж больно крепко ты втюри… – я тряхнул его так, что перья полетели, а божок взвыл: - Владыка, я правду говорю! Ведь не моими же стрелами в тебя угодило, а незнамо чем, предвечным Хаосом… пусти, ведь Артемидка же!