Айн Рэнд. Эгоизм для победителей

Фрэнк был неотъемлемой составляющей счастья Рэнд и в то же время не мог полностью удовлетворить её. Отсутствие у него желания вступать с ней в интеллектуальные споры позволяло их отношениям существовать, потому что она ни за что бы не стерпела несогласия со стороны мужа. Однако неприязнь Фрэнка к дискуссиям и спорам оставляла в их жизни пробел, который Рэнд пыталась восполнить другими людьми. Позже своим друзьям она призна́ется, что в течение их пребывания в Калифорнии она думала о разводе. Фрэнк же находил их различия удобными. Когда Рэнд объявляла друзьям, что Фрэнк был серым кардиналом, прячущимся за троном, он отшучивался в ответ: «Иногда мне кажется, что я и есть этот трон, на котором восседают»[229]

. Фрэнк хорошо понимал, на какие компромиссы идёт. Состоятельность Рэнд позволяла ему заниматься участком, не переживая за финансы. В свою очередь, он делал всё, чтобы делать её счастливой. С виду казалось, что он от неё зависим. Но точно так же, как и Рут Хилл, Фрэнк понимал, что Айн тоже в нём нуждалась.

Как бы Рэнд ни презирала Калифорнию, годы, проведённые здесь, были богатыми для неё в интеллектуальном плане. Когда в июне 1945 г. она взяла первый перерыв от работы сценаристом, то накинулась на возможность наконец сосредоточиться на своих интеллектуальных интересах. Ранее в том же году Рэнд начала делать первые заметки по «Забастовке», которая впоследствии станет романом «Атлант расправил плечи», однако теперь её вновь начала интересовать научно-популярная литература[230]

. В день своего последнего совещания по сценариям с Уоллисом она задержалась в Голливуде, чтобы купить пять вечерних платьев и огромный том Аристотеля. Покупка была частью её больших планов на «моральную основу индивидуализма». По словам Патерсон, она «поняла, что книга должна быть чем-то гораздо большим, нежели переформулировкой «Источника». Она должна отнести нас к самому началу – к первым аксиомам бытия». Позже она признавалась Патерсон, что задумка эта оказалась куда сложнее, чем она ожидала[231]

.

Обращение Рэнд к трудам Аристотеля говорило об ощущении того, что индивидуализм как политическую философию нужно воссоздать с самого начала. Расцвет коммунизма и фашизма убедил её в том, что либерализм XIX в., как значилось в её заметках на полях «Дороги к рабству», «потерпел неудачу». Чувство того, что существующие идеологии себя исчерпали, люди испытывали повсеместно. В самом деле, расцвет тоталитаризма спровоцировал кризис либеральной политической теории, поскольку ставил под вопрос давние утверждения о человеческом прогрессе и рациональности. По мере нарастания напряжённости между Соединёнными Штатами и Россией интеллигенция политических кругов активнее искала фундамент для укрепления и поддержки американской демократии в борьбе с советским коммунизмом. Внезапная популярность протестантского теолога Рейнгольда Нибура, утверждавшего, что человек грешен по своей природе, говорила о потребности в поиске смысла жизни, характерной для послевоенной эпохи. Кто-то обращался к Аристотелю, импонировавшему как многим религиозным, так и светским мыслителям. Католики долгое время расхваливали томистскую философию, утверждая, что она является альтернативой релятивизму и натурализму, которые они обвиняли в развале западной культуры. Одним из их новообращённых был известный ректор Чикагского университета Роберт Хатчинс, который десять лет назад открыл в Аристотеле источник развития здравых политических идей[232]. Рэнд также была сторонником того, что древняя философия – это лекарство от современных политических недугов.

Обязательно ли инстинкты и эмоции должны быть вне контроля чистого разума? Почему абсолютная гармония разума и эмоций невозможна?