Айн Рэнд. Сто голосов

Она держала его вверх и от себя между большим и указательным пальцами. Иногда она меняла позу, однако, на мой взгляд, эта была очень и очень элегантной.

А имелись ли у Айн Рэнд другие характерные привычки, жесты, манеры что-либо делать?

Она много жестикулировала. И целенаправленно ходила. Она быстро шла к тому месту, которое ей было нужно. Думаю, эта привычка была у нее естественной. Кроме того, она всегда знала, что хочет сказать, и говорила нужные ей слова. И лазить за ними в карман ей не приходилось.

Могли бы вы описать обычный день в доме О’Конноров?

Он мог начинаться с легкого завтрака. Однако она могла и ограничиться одним кофе. Не знаю, как насчет Фрэнка, не уверена в том, что для него готовили. Ужин всегда были сидячими. Мы не переодевались к ужину — она тоже.

А как было за ланчем?

Кажется, он ограничивался сэндвичами.

Много ли времени он занимал?

Совсем немного, ровно столько, сколько нужно, чтобы поесть и вернуться к делам. Фрэнк O’Коннор возвращался к своему делу, она уходила в свой кабинет, а я возвращалась к пишущей машинке. Потом мы оба работали до ужина.

И в какое время он происходил?

Около шести или семи часов. Мы рассаживались, приходила кухарка и обслуживала нас. От кухни до столовой нужно было долго идти, поэтому использовалась тележка, чтобы ей не нужно было сновать между столовой и кухней.

А что еще случалось за трапезой?

Она никогда не говорила на личные темы, о ранчо, о тех делах, которыми занимался Фрэнк. Разговор шел о текущих событиях, еще она могла расспрашивать меня о школьных делах. Трапезы никогда не проходили в полном молчании. Но говорила по большей части она сама.

А были ли у нее какие-то любимые темы?

Только не ее книги. Иногда она обсуждала то, что ей написала Пат Патерсон в последнем письме, если была с чем-то согласна или нет.

У вас появлялось впечатление, что она пытается убедить вас в собственных воззрениях?

Не думаю, чтобы в то время такое могло прийти мне в голову. Мне казалось, что она просто любит поговорить, что любит поговорить именно об этом, и больше меня ничего не интересовало. Она никогда не оставляла Фрэнка O’Коннора за рамками разговора, однако мне казалось, что она не ждет от него никакой реакции или комментариев. Он продолжал спокойно потреблять пищу. Он по-настоящему нравился мне. Более того, когда я увидела его на экране во время просмотра фильма Айн Рэнд. Смысл жизни, облик его пробудил приятные воспоминания, мне был приятен этот милый, добрый пожилой человек.

После ужина она иногда возвращалась к прерванной работе, но по уик-эндам, когда у них гостил Альберт Маннхеймер, и даже когда его не было, она вместе с Фрэнком O’Коннором уходила в свой кабинет, и они разговаривали там.

Почему они уходили в кабинет?

Потому что в доме не было укромного уголка, a гостиная была просторной и скорее подходила для крупной компании благодаря своей величине. В ней не было уютного, интимного уголка. Около стен стояли широкие диваны, а в центре комнаты находилось широкое свободное пространство. На мой взгляд, в кабинете было просто уютнее, потому что там стояли комфортабельные кресла и кушетка. Я помню, как Фрэнк устраивался на ней.

То есть по уик-эндам она или болтала с мистером Маннхеймером или все время работала?

Да.

Можете ли вы описать ее разговоры с мистером Маннхеймером?

Обычно я слышала повышенные голоса — в основном ее голос, — доносящиеся из-за закрытой двери ее кабинета. Она допоздна вела философские дискуссии с Альбертом Маннхеймером. В них слышался не гнев, скорее различия во мнении. Возможно, таким образом она утверждала собственное мнение.

А что делал мистер Маннхеймер?

Он никогда не повышал голос. Так что я уверена в том, что это был спор. Он не почтительно слушал, пребывая у ног ее; он соучаствовал в обсуждении. Дверь в кабинет была закрыта, сам он находился внизу, и комната, в которой я находилась, располагалась за углом, наверно, стенка к стенке с кабинетом. Я слышала только звук голосов, но не сам разговор.

Следует ли из ваших наблюдений, что Айн Рэнд была лучшим другом Альберта Маннхеймера?