Академия для строптивой

Это решение было идеальным на данный момент, но вот на душе после его принятия стало муторно и погано. Не хотела я быть друзьями. И во всем случившемся винила папу, поэтому к его кабинету пришла взвинченная и готовая метать молнии и гневаться.

Ох как папа орал! Как потрясал перед нашими виноватыми лицами кубком и печатью. Дрожащий, постоянно бледнеющий призрак мельтешил у него за спиной и лишь изредка тоскливо подвывал. Мне даже стало немного совестно.

– Это честь академии! – увещевал папа, размахивая печатью, зажатой в кулаке. – Печать – вообще самый важный символ! Важнее, значимее только знамя, которое вот уже двести лет, нетленное, развевается на главном флагштоке. Как смели вы, два позорных недомага, осквернить святыню?

– Ну, мы же не виноваты, – начала я, но моментально замолкла под суровым огненным взглядом папы.

– Кассандра, это твоя любимая фраза с детства! Чаще, чем ее, ты используешь только невразумительное «ы-ы-ы». Ты никогда и ни в чем не виновата, только вот всегда оказываешься в центре катаклизма, который ни за что бы не произошел, не будь тебя поблизости! А мой Герас? Он до сих пор дрожит и прячется. – Папа указал на скукожившееся в углу призрачное облако.

– Герас? – осторожно поинтересовался Демион, который до этого момента разумно молчал и ректорские вопли не прерывал.

– Да, призрак-охранник. Зачем вы, изверги, затолкали его в кубок? Он что, джинн? Вы должны знать: призраки крайне некомфортно чувствуют себя в замкнутом пространстве. Ему там было тесно!

– Он нас напугал! – Я использовала мощный аргумент. Но папу он не убедил.

– Он и должен был вас напугать! Это его обязанности, а вы – изверги! Кого я пригрел под своим крылом?!

Папа начал впадать в непонятный пафос, а значит, гневаться перестал и наступила пора позерства. Я выслушивать еще и это не стала, прервала достаточно жестко. Сейчас это можно было сделать без последствий.

– Ничего с ним не случилось! Побоится и перестанет. Подумаешь, просидел ночь в металлическом кубке! Он призрак или барышня из пансиона благородных девиц? А по поводу печати я вообще не понимаю твоих претензий. Во-первых, что с ней станется? А во-вторых, запасная у тебя в сейфе лежит.

– Так ты, змеюка рыжая, и туда добралась?!

Кажется, про сейф я заикнулась зря. Стоило промолчать.

– О боги, надо было придумать код посложнее.

– Надо перестать использовать меня, как ключ ко всем замкам, – парировать получилось без труда. – Тогда, может быть, я не смогу их вскрыть.

– Лучше ты, чем кто-либо другой, – немного стушевавшись, буркнул папа, которого прилюдно уличили в слабости.

– Ну тогда не жалуйся. У меня природное любопытство, ты же знаешь. Это не поддается контролю.

– Ага, и склонность к авантюрам, которая не лечится даже ремнем, – фыркнул папа.

– Вот видишь, это невозможно контролировать. – Я не стала спорить. – А сейчас все? Мы свободны?

– Частично. – Папа хитро улыбнулся. – Недомаг может идти, а ты, дщерь моя неразумная, останешься для очень увлекательного и познавательного разговора.

– Не уверена, что горю желанием.

– А выбора у тебя, ласточка, нет. Хуже всего – и у меня выбора нет, – пробурчал он и помрачнел.

Когда я осталась в кабинете, то еще не знала: вот он, шанс! Наконец-то настал на моей улице праздник и долгожданный час отмщения. Папочке понадобилась помощь. Я ждала этого мига долгий месяц, и наконец-то повезло. Весенний бал – мероприятие, на которое соберется весь цвет нашей империи, ну и, конечно, лучшие ученики академии и преподаватели, – требовал и моего непременного присутствия. Подозреваю, папа в министерство не докладывал. Он себе не враг и знал, что нельзя мне в руки давать такой инструмент для манипулирования. Но неизвестные добрые люди донесли, что в магической академии учится во всех смыслах удивительное существо, нежный цветок и подающая надежды магиня – ректорская дочка.

Папа зачитывал эпитеты, которыми меня наградили в письме из министерства, с таким выражением лица, что я несколько раз прыснула со смеху. Талантливой я, конечно, была, а вот скромной и «гордостью отца», пожалуй, нет.

– Короче! – Он поморщился. – Завтра соответствовать. Поняла? Хотя бы один день. Даже не день – один вечер побудь фиалкой, а не репейником.

– А меня вообще там не будет, – с наслаждением заявила я и приготовилась игнорировать вопли, которые последовали тотчас.

Услышав про себя много всего интересного, я дождалась, когда папин пыл иссякнет и он задаст единственно важный вопрос:

– Почему?

– Потому что не хочу. Но… – Я замолчала. – Готова совершить взаимовыгодную сделку.

– И какую? – Родитель с подозрением прищурился, а я лишь чуть-чуть приподняла подол платья.

– Вон! – завопил он и даже шибанул по столу кулаком. Я провоцировать не стала и, взвизгнув, бросилась наутек. Но хорошее настроение меня не покинуло. Я подозревала, что папа вряд ли пойдет на уступки, скорее уж, рискуя быть непонятым, скажет на балу, что у меня проблемы с животом. При дворе его не первый год знают и прекрасно понимают, что ожидать от него можно чего угодно.