Академик Г.А. Николаев. Среди людей живущий

В Москве у нас появились новые друзья — Григорьевы. С Володей я учусь вместе в МИИТе, его сестры Зоя и Тамара — музыкантши. Моя мама дружна с Анной Глебовной, его матерью. По поводу нашей дружбы много лет позднее жена Володи сделала надпись на одной из его книг, которую он подарил нам: «Незаметно устраняет мост препятствия на пути, а к нему опоры крепче нашей дружбы не найти».

Учился я в МИИТе неровно, но интенсивно: окончил курс за 4 года и 4 месяца; классически проработал курсы строительной механики, сопротивления материалов, конструкций мостов. Любил железные дороги. А прочие предметы изучал, как и многие мои товарищи, поверхностно. Наиболее тесная связь в МИИТе у меня была с профессором П.А. Велиховым, и я с благодарностью вспоминаю его влияние на нас, студентов.

Система экзаменов была предметная. Захлебываясь, сдавали экзамен за экзаменом. Отпусков почти не было, практики были короткими.

Развлечений было много. Мы бывали иногда по вечерам у Григорьевых, где играли главным образом в юношеские игры: «Папа и мама», «Добчинский и Бобчинский», «Море волнуется» и т. д.

Мамы играли со своими взрослыми детьми. Слово «выпивка» вообще было незнакомо, да и откуда она могла появиться, когда на трамвае за 5 копеек я ездил лишь в один конец, а обратно шел пешком.

Новая жизнь после Октябрьской революции освободила маму от тяготившей ее помощи бывшего мужа. Мама старалась привнести мир, она легко жила в общей квартире, вокруг нее исчезали ссоры. Когда-то, в молодости, мама занималась живописью и вышиванием. Ее картина «Фламинго», сохранившаяся до этих дней, представляет собой настоящую художественную ценность, а вышитое бисером вечернее платье произвело настоящий фурор. «Что это за изумительная мастерская, способная на такие шедевры?» — спрашивали ее московские модницы.

Наступает 1924 год, лето. Мы с Володей и Анной Глебовной едем на практику, на сборку металлического моста через реку Припять у города Мозыря. Лучезарным светом озарена эта практика! Через месяц после нашего отъезда в Мозырь приезжает мама. Она окружена крестьянскими ребятишками. Она их учит, они носят ей из своих садов фрукты. Вечером мы ходим гулять по лугам и лесам.

Собственно, в Мозыре я по-настоящему становлюсь инженером. Начинаю понимать работу сооружения. Я познаю, что такое сборщик-металлист, снимаю шляпу перед его нелегким, изобретательным и опасным трудом. Так по какому праву на них смотрят иногда сверху вниз? Инженером быть куда приятней и интересней. Я должен признать свою ограниченность во многих вопросах и «научиться мужика уважать» (Некрасов).

Мозырь! Практика! «Веселые годы, счастливые дни, как вешние воды промчались они».

В ноябре 1924 года мы снова возвращаемся в Москву, а 7 января 1925 года мама заболевает гнойным аппендицитом, который прорывается и вызывает перитонит. Ее увозят в Сокольническую больницу, шепотом говорят, что болезнь смертельна. Опасную операцию ей делают только 2 февраля. Ее выздоровление тянется медленно. Только в мае месяце она вылечивается полностью.

Моя летняя практика 1925 года проходит в Бюро инженерных исследований Научно-технического комитета НКПС. Во время практики я работаю, а по вечерам делаю дипломный проект — разводной мост системы Шерцера. Защита дипломного проекта состоялась 13 ноября 1925 года. Мне 22 года. Я инженер путей сообщения. Мама гордится тем, что образование дала мне она. Знание иностранных языков помогает мне.

Меня сразу принимают в Научно-технический комитет НКПС, и я начинаю свою работу под руководством незабываемых учителей: профессоров И.М. Рабиновича, Н.С. Стрелецкого при отдаленном участии Е.О. Патона. Сразу положили оклад 150 рублей в месяц. Это богатство! Мама-учительница получает только 50. В 1927 году я становлюсь старшим научным сотрудником, и нам с мамой дают отдельную хорошую комнату, 17 кв. м, в общей квартире.

Мама ожидает, что я могу жениться, но она ошибается. Пусть это эгоистично, но жениться я не собирался. Мама стоит в стороне от этого вопроса. Но изменить мое решение было невозможно.

В течение трех лет я занимался исследованиями колебаний мостов, а с 1928 года — прочностью сварных конструкций. И на этой базе я сделал научную карьеру. В 22 года я инженер-путеец, в 24 — механик-универсант, в 26 — старший научный сотрудник, в 27 — доцент, в 29 — профессор. Мама слегка испугана: «Слишком рано и так высоко забрался». Нет, у меня не будет головокружения от успехов.