Акция прикрытия

«Четыреста двадцать восьмому» было сорок девять с половиной лет. Ему осточертел цифровой псевдоним и конспиративное болгарское имя, осточертели моря, океаны, грозящие постоянной опасностью чужие порты и неустроенность жизни, его тошнило от все более бездарных и непродуманных операций и очень угнетала бесперспективность бытия. Он имел звание полковника, а следовательно мог уйти на пенсию через шесть месяцев и пожизненно получать шестьсот тысяч полновесных российских рублей, что составляло немногим больше ста долларов США. Стивидор[26] в Пирейском порту зарабатывал шестьсот. Правда, «четыреста двадцать восьмому» предстояло жить не в Пирее или Афинах, а в Москве, где приличная, но не элитная проститутка берет за сеанс сто пятьдесят баксов, а ужин в частном ресторане стоит двести. И хотя он не собирался прибегать к услугам платных шлюх или ходить по кабакам, но по этим признакам легко мог оценить доступный ему уровень жизни.

Правда, было интересное предложение от вышедшего на пенсию в прошлом году сослуживца. Тот обосновался в Туапсе и заснимался поисками затонувших судов, барж, катеров и самолетов. Дело приносило солидный доход и требовало привлечения квалифицированных специалистов. А «четыреста двадцать восьмому» такое занятие было по душе, тем более что если отбросить шпионскую прокладку, именно это он и делал все двадцать семь календарных лет службы.

В принципе он дал согласие, приятель присмотрел для начала небольшой домик на берегу и даже назвал первый объект разработки — затонувший в войну сухогруз с медью. В жизни появилась манящая цель, но если получить пятнадцать лет за шпионаж, то подводные сокровища никогда его не дождутся…

«Четыреста двадцать восьмой» сжег шифрограмму и вытряхнул пепел в иллюминатор. К сожалению, избавиться от всех улик, свидетельствующих о разведывательном предназначении судна, не так просто: оно буквально нашпиговано специальным оборудованием и специфической аппаратурой. А ведь ему предложено избежать расшифровки и скандала…

Командир базы вздохнул. Придется с максимальной точностью выполнить указание Москвы. По внутренней связи он соединился с капитаном.

— Поднять колокол!

Тот замешкался.

— Мы еще не получили сигнала о возвращении…

— Поднять колокол! — жестко повторил «четыреста двадцать восьмой».

— Есть, — после секундной паузы сказал капитан. И тут же спросил: — Какова скорость подъема?.

— Максимальная по техническим данным.

— Но декомпрессионный режим…

— У вас что-то со слухом? — Командир повысил голос. — Я сказал: максимальная по техническим данным!

* * *

Выходной шлюз располагался в нижней части колокола, три человека в нем не помещались, поэтому Еремеев остался ждать, пока отшлюзуются Кисляков и Ершов. Скафандр нельзя было надеть без посторонней помощи, так что он стоял в полном глубоководном снаряжении, расходовал ресурс системы жизнеобеспечения и сильно потел. Все это вызывало раздражение, хотя лейтенант понимал — грех жаловаться, в отечественном «СПРГ-ЗМ»^[27] вообще невозможно стоять на суше: тяжеленная стальная бочка свалит с ног любого богатыря. У них же были достаточно легкие и полностью автономные скафандры американского производства, последней суперсекретной модели, добытые неизвестным путем через нелегалов Службы внешней разведки. Но и этот новейший скафандр не имел внешних микрофонов, поэтому Еремеев не слышал душераздирающих звонков, вызывающих на связь с базой.

Дождавшись зеленой лампочки, лейтенант отдраил люк, спустился в мокрую камеру шлюза и впустил воду. Через несколько минут он плавно спланировал на дно, присоединяясь к товарищам. Три прожектора сошлись вплотную: переговорные устройства действовали в радиусе полутора метров.

— Пеленг взят. — Ершов рукой указал направление. — Не могу понять, в чем дело: сигнал двойной, как будто работают два радиомаяка.

— Разберемся, — сосредоточенно сказал Еремеев. — Кисляков остается со страховкой, а мы идем к объекту!

Прожектора разъединились. Один световой круг остался на месте, два медленно, будто нашаривая плохо видимую дорогу, двинулись вперед. Еремеев поймал радиопеленг: «пип-пип-пип, би-би-би, пип-би-пип-би-пип-би…» Как будто эхо. Или действительно два радиомаяка?

За уходящими тянулись прочные нейлоновые веревки, которые постепенно стравливал Кисляков. Они не успели отойти и на пять метров, когда веревки истерически задергались. Водолазы обернулись со скоростью, которую позволяла плотность воды и маневренные возможности скафандров. Прожектор Кислякова был направлен вверх, и в его желтом размытом свете они увидели, что колокол поднимается к поверхности.

— Назад! Вы что, суки, назад!!! — охваченный животным ужасом, заорал Еремеев, но ни один звук не проник сквозь скафандр и не нарушил вечного безмолвия глубоководья.