Аквамарин (часть 2): по моим правилам

– Фу, Джонни!! – воскликнула, поморщившись, Аврора. – И ты еще можешь есть в присутствии… мертвых???

Джонни безразлично пожал плечами, продолжая смотреть на Лив.

– Ну, работники морга ведь могут, милая Аврора, так чем же я хуже?!?

– Идиот… – шепнула еле слышно Лив и могла поклясться, что уголки его губ дрогнули в улыбке…

– Никогда не могла спокойно смотреть на убитых. – жалобно протянула Аврора, с надеждой и мягкой, но игривой, детской улыбкой посмотрев на Макса снизу-вверх, как послушная собачка на своего хозяина. Макс вдруг, к удивлению Лив, бережно развернул ее к себе и очень нежно погладил по щеке, оглядев ласковым взглядом черты ее лица… Он усмехнулся и успокаивающе проговорил, глядя на брюнетку:

– Это нормально, Аврора. Кто сказал, что к смерти нужно относиться, как к перестановке мебели? Безразличное отношение к покойникам – плохая привычка и результат поломанного, ненормального детства.

Аврора восхищенно улыбнулась, преданно глядя в его синие глаза, и Лив даже испытала укол ревности, так и уставившись в удивлении на эту парочку… Она так привыкла к тому, что Макс принадлежал только ей, что… «Вот же глупая курица! Ты же сама его оттолкнула, так что теперь? Хочешь и правда пожить шведской семьей? А тебе не слишком будет?!?» – так, отругав саму себя, подумала Лив и, дождавшись, когда трупы, наконец, вынесут, жестко проговорила, глядя на Джонни и Макса, занятого созерцанием Авроры:

– Нам с вами нужно поговорить.

Эйден и Брайан переглянулись, и отец, кашлянув в кулак, поднялся, направившись к двери:

– Идем, Брайан, пообедаем. Заодно обсудим, с каких это пор я стал таким нестрашным, как утверждает мое чадо…

Брайан усмехнулся, ободряюще подмигнув Лив, сердце которой колошматилось сильнее отбойника, и вышел из кабинета вслед за отцом.

Аврора язвительно усмехнулась и сложила руки на груди, пренебрежительно посмотрев на Лив:

– Неужели?!? И что, ты правда сама до этого додумалась, или подсказал кто? А по мне, так тебе просто нравится держать в своих руках вожжи сразу от двух лошадок… Ты же упиваешься собственной значимостью, малышка!

Лив фыркнула и встала, пройдя и захлопнув входную дверь.

– Да уж… У тебя в прилизанной головке явно поломался центр, отвечающий за умение шутить… Ну ладно, каланча, за то, что назвала этих двоих… – Лив указала на Джонни, сложившего руки на груди с самым серьезным и брутальным видом, прожигая Лив зеленым взглядом, и Макса, отошедшего к окну и тоже самодовольно ухмылявшегося, правда, в его синих глазах сквозило какое-то болезненное, отчаянное ощущение, едва заметное за маской уверенного, сильного мужчины, но Лив слишком хорошо его знала… – конягами, я разрешаю тебе остаться и послушать, потому что мне и тебе есть, что сказать.

Аврора хмыкнула и грациозно, словно черная, изящная пантера, уселась в кресло, закинув ногу на ногу и с гордым, независимым видом проговорив:

– Я и сама не собиралась уходить. Не думай, что мне нужно твое разрешение, блондинка.

Лив бросила на нее ледяной взгляд и подошла к Максу, заглядывая ему в глаза. На секунду она снова ощутила его горячую, мужественную энергию, обратила внимание на его великолепную фигуру, красивое лицо, черные волосы… Их взгляды встретились… Она, как и раньше, чувствовала, что не может двинуться с места. Как и раньше, тонула в этих, горящих адским пламенем и неудержимой страстью, синих глазах, обаятельно и так нежно смотрящих на нее с тем самым чувством, которое она так стремилась найти в них раньше, в те времена, когда они были вместе, а Джонни оставался ей только другом… А теперь в них было и отчаяние, и боль, и грусть…

– Что-то у меня нехорошее предчувствие, белоснежка… – тихо и невероятно горько произнес он так, что Лив вздрогнула. – Может, ты лучше не будешь ничего говорить, а…

– Ну уж нет. – жестко отчеканил голос Джонни позади, заставив Оливию прийти в себя и вернуться, все-таки, мыслями к тому, что необходимо было сделать сейчас. – Она должна расставить все по своим местам.

Лив мельком оглянулась на него, чувствуя, как бушует грозный океан внутри нее: с одной стороны, она так хотела броситься к нему в объятия, вернуть того, прежнего Джонни-весельчака и игривого, обаятельного хулигана, который любил ее, как никто другой, а с другой стороны, она невозможно сильно злилась на него за то, что он все еще не верил ей, мучал ее, заставлял умирать ее сердце каждый вечер, когда она оставалась в своей спальне одна… А после сокрушительного, трагичного поражения с Эрнесто, в ее сердце появилась и бешеная усталость от всех этих переживаний и бессмысленной муки.

Она вздохнула и снова посмотрела на Макса.