Аквариум. Геометрия хаоса

К примеру, Гребенщиков досконально проштудировал монументальный труд Станиславского «Моя жизнь в искусстве». Но вскоре выяснил, что в этой новизне присутствуют и некоторые минусы: как и всякий талантливый психолог, Эрик Генрихович работал с юными душами на грани фола. Он любил «нагнать волну» и наобещал актёрам большие залы, славу и стремительную карьеру. Но сразу поставил молодых артистов перед дилеммой — или театр, или «Аквариум». Тогда из уст режиссёра-тирана и прозвучала эпохальная фраза: «Ребята, я всех предупреждаю: группа группой, а спектакль спектаклем. И не надо, пожалуйста, это смешивать!»

Для плодотворной работы ученику известного режиссёра Георгия Александровича Товстоногова требовалась настоящая секта — когда в жертву идеям приносилось абсолютно всё. С такой парадигмой Боб, Фан и Марат согласиться не могли и вскоре покинули проект.

У меня в архивах сохранилось рукописное интервью Гребенщикова для журнала «Рокси», испещрённое его поздними правками. Отвечая на вопросы об истории «Аквариума», Борис трактовал события 1974 года следующим образом:

«Джордж всегда увлекался театром, а меня он никогда особенно не интересовал. Мы просто писали пьесы, но совершенно не думали о том, что их можно ставить. Это был метод самовыражения, появившийся у нас задолго до “Аквариума”. Потом, когда возникла возможность ставить пьесы в театре, Джордж заинтересовался этим очень сильно. Я увлекался постановками не так явно, но как-то пошёл на поводу, и мы некоторое время плотно занимались ими. Потом я из театра ушёл, ибо он начал мешать музыке».

Любопытно, что последнее предложение было дописано Борисом позже. И ниже следует дополнение: «Эрик — прекрасный человек, но далеко не нашей формации»

.

В тот переломный момент Гребенщиков находил собственные источники вдохновения в иных сферах — например в нелегальных прослушиваниях новых альбомов Заппы, происходивших, как правило, в совершенно мистической обстановке.

«Как-то днём я пришёл в захолустный солнечный дворик, украшенный почему-то круглой башней, — вспоминал Борис. — Через какое-то время из полуподвала вылез человек с волосами по пояс, в чёрной юбке, надетой прямо на джинсы, и поманил меня. Я вошёл в прохладную тьму, меня усадили в кресло, сунули в руки конверт сборника Mother’s Day с голым усатым Заппой, сидящим на унитазе в охотничьих сапогах, и, не давая опомниться, включили пластинку на полную громкость. С того дня я полюбил Заппу беззаветной любовью».

После этой истории Борис отлетел в «absolutely free», а события, происходившие вокруг «Аквариума», стали напоминать психологический триллер. Новая действительность вторглась в сакральный мир рок-группы. В закоулках примата шла ежедневная борьба за души людей, и в этой войне нарисовались первые жертвы. Трепетные Родион и Дюша, попавшие под гипноз Эрика, явно колебались.

А в это время коварный Горошевский придумал хитрый ход. Теперь он называл Андрея Романова не иначе как «вылитый Жерар Филип», а затем предложил ему сыграть две главные роли в новых спектаклях. Для флейтиста «Аквариума», который к тому же был влюблён в артистку Милу Судакову, подобные перспективы стали соблазном непреодолимой силы.

«Я решил поставить “Невский проспект” Гоголя, — рассказывал Эрик Горошевский. — Дюша тогда просто потрясающе играл Пискарёва. В этой роли впервые проявился его актёрский дар — Андрей работал как профессионал: чётко, красиво и полно. Он на глазах становился артистом, но при этом был очень искренен… На “Сиде” Дюша начал сотрудничать с театром уже осознанно, что послужило развитию конфликта с “Аквариумом”».

Что касается Джорджа, то он совсем чётко осознал, что служение Мельпомене и есть его истинное призвание. И поэтому принял твёрдое решение… покинуть рок-группу. «Любовь зла, полюбишь и козла», — как любил говаривать в подобных ситуациях циник Горошевский.

Примечательно, что цепкая память Володи Рекшана зафиксировала немного нервную встречу с Джорджем в «Сайгоне», когда тот начал жаловаться: «Знаешь, надоел мне этот “Аквариум”, всё время играем одно и то же!» Владимир Ольгердович был удивлён, но от комментариев воздержался.

Сложно сказать, сожалел ли впоследствии Джордж о принятом решении.