Аквариум. Геометрия хаоса

Такой богемный образ жизни был близок Гребенщикову. Неслучайно идеолог «Аквариума» позднее неоднократно вспоминал о Ките, выделяя его ключевую роль в формировании собственных взглядов.

«Был такой замечательный человек, его звали “Китаец”, — рассказывал Гребенщиков. — Это кличка была такая, потому что он родился в Китае. Он был на несколько лет меня старше и относился к поколению, которое слушало джаз и любило стихи. Благодаря ему я узнал Окуджаву. “Китаец” повлиял на меня сильнее кого бы то ни было, показав пример рыцарского отношения к людям. Кроме того, он меня сильно поддерживал, когда я начинал писать песни. Кит без лишних слов провёл мысль: делай, что делаешь, и никого не слушай. В мире есть вещи, которые нельзя назвать словами. Это как у Борхеса — в загадке про шахматы не должно быть слова “шахматы”. В 1977 году Кита убили, то ли кагэбэшники, то ли менты — неизвестно».

Потрясённый Борис часто начинал концерты «Блюзом для Кита», в котором были следующие строки:

Ты бросил всех, кто брал твою кровь,их горе безмерно,

Ты бросил всех, ты бросил их вновь,ища перемены,И пусть им будет сладко во мгле,Не верю я, что долго землеТы будешь верен…

В этот непростой период Гребенщиков начал ещё сильнее налегать на чтение — от трудов по индийской философии до фолиантов Толкина в оригинале.

«До Lord of the Rings я воспринимал произведения литературы как интересную, забавную, трогательную, но совершенно постороннюю вещь, — признавался Боб. — А тут я столкнулся с книгой, которая описывает меня самого — и не просто описывает, а обо мне напрямую говорит. В Толкине меня потрясло отсутствие декоративности, там всё, как я это понимаю. Вопросы благородства, чести, долга стоят так, как они стоят для меня в реальной жизни. Поэтому эта книга говорит про тот мир, в котором я живу».

К началу весны 1975 года Борис немного оттаял и написал несколько песен: «Время любви пришло», «Манежный блюз», «Хвала Шри-Кришне», а также композиции «Боги» и «Стань поп-звездой», посвящённые беседам и дискуссиям с Горошевским.

«Я помню, году в семьдесят пятом мы шли по Московскому проспекту вместе с Бобом, — вспоминал Горошевский. — Я спросил у него: “Чего ты боишься больше всего на свете?” А он ответил: “Старости”».

Так случилось, что вскоре в блокноте у идеолога «Аквариума» появились ещё несколько произведений — в частности «Мозговые рыбаки» и странные стихи про графа Диффузора. Кроме того, он начал исполнять в акустике абсурдистскую притчу «Мой муравей», написанную на древний текст Гуницкого и вошедшую спустя несколько лет в легендарный альбом «Треугольник».

В скобках заметим, что к тому времени неунывающий Джордж устроился работать лифтёром и с головой погрузился в театральную среду.

«Я ушёл из медицинского института и, чтобы закосить от армии, сымитировал сотрясение мозга, — утверждал Гуницкий. — В те годы это было сделать элементарно. Прикладываешь к голове мокрый платок и бьёшь по одному и тому же месту ложкой сам себя. Потом едешь на комиссию. Гребенщиков помог придумать тупейшую версию — на репетиции упал и головой ударился о барабанную стойку. Вот и всё».

Любопытно, что после ухода из группы Джордж по-прежнему продолжал общаться с друзьями из «Аквариума». Внешне казалось, что никакой трагедии не произошло, и многие годы этот миф успешно поддерживался его участниками. На самом деле Бориса эти странные отношения напрягали, и он посвятил Гуницкому хлёсткую эпиграмму, написанную с небольшой оглядкой на Пушкина:

Наш Джордж, он был, по мненью многихТорчков глухих, но в торче строгих,Неслабый малый, но педант.Имел он ломовой талант

Долбаться «Сопалсом» без меры,Любую дрянь со смаком пилИ вызывал облом у дамОстротой в стиле «а-ля хам».

Оставшись в итоге без барабанщика, «Аквариум» оказался в непростой ситуации. Никакой замены Джорджу на горизонте не наблюдалось, и ситуация казалась безвыходной. «Мы ожидаем, что ударника нам пришлёт Бог, Карма или Дао», — невесело шутил Боб на редких репетициях.

«При мне “Аквариум” сменил нескольких ударников, а акустическая программа игралась вообще без них, ко всеобщему удовольствию, — вспоминал Марат. — Самым ужасным был, конечно, Джордж. Талантливый человек во всём, кроме музыки, он некоторое время честно пытался усовершенствоваться — к примеру часами стучал по мягкому сиденью от стула… Затем он начал собирать коллекцию конгов — любых предметов цилиндрической формы, один из торцов у которых отсутствовал, а по второму можно было бить пальцами. Поскольку лучше всего под это подходили урны для бумаг, а Джордж был всеобщим любимцем, вскоре помещение для репетиций от обилия подаренных урн стало похожим на крематорий».