— Андрей! Андрей! — воскликнул Поло. — Не забывай, она хладнокровно отправила на тот свет пятерых! И судя по легкости, с которой она пускает в ход оружие, это далеко не первые ее жертвы! Чего же ты ждал?! — Он подошел ко мне, обнял за плечи, встряхнул и добавил: — Ну, почему, скажи, почему тебе так везет с авантюристками?! Почему ты не найдешь простую девушку…
— Не знаю. — Я развел руками. — Наверно, ты прав. Я и сам не могу отделаться от мысли, что история повторяется. Мало мне было виконтессы де Понсе.
— Ты же знаешь, дружище, — присоединился к разговору отставной штабс-капитан, — что я решил оставшуюся жизнь посвятить заботе об узниках. Но сейчас согласен с Павлом Александровичем. Условия в наших тюрьмах конечно же ужасающие, но, к сожалению, преступников отправлять больше некуда!
— Ладно-ладно, — согласился я, пересилив гадкое чувство. — Составишь мне компанию завтра? Познакомлю тебя с Мартемьяновыми. А пока мы должны довести до конца следствие, это вопрос нашей чести…
— Воленс-Ноленс, не горячись, — встревожился Поло.
— …и нашей жизни, — продолжил я.
— А меня, стало быть, Мартемьянов не приглашает, — с иронией промолвил майор Балк.
Он посмотрел на меня снисходительно. Я стушевался, сообразив, что пожинаю плоды чужого труда. В спасении Сергея Михайловича главная заслуга принадлежала майору, но в суматохе их, должно быть, не представили друг другу. Я схватил Михаила Дмитриевича за руку и с чувством промолвил:
— Едемте! Едемте с нами! Уверен, Мартемьяновы будут счастливы!
— Да ладно. — Майор Балк высвободил руку. — Это я так просто…
Поло обнял Якова и меня и сказал:
— Завтра воспользуйтесь моей каретой, — похлопал меня по плечу и добавил: — А сегодня, дружище, для тебя приготовили ванну.
— Что ж, и мне пора, — откланялся майор Балк и напоследок взглянул на меня многозначительно: — До завтра.
На следующее утро граф Строганов приказал дворецкому, во-первых, послать за московским полицеймейстером, а во-вторых, произвести добровольный сбор у челяди женского пола теплого белья и иных принадлежностей для облегчения арестантской участи. В полдень в сопровождении полицейского поручика я отправился к Бутырской слободе в тюремный замок. Мосье Каню волочил увесистый узел и кота Нуара. Когда мы вышли из кареты, поручик объявил:
— С котом в тюрьму не положено!
— Нарочно взял с собою животное, чтобы мне тюк самому пришлось нести! — попрекнул я французишку, забирая узел.
Поручик предъявил смотрителю разрешение на свидание с секретной арестанткой. Тот ознакомился с бумагой, окинул меня быстрым взглядом и обронил:
— Прошу, следуйте за мною.
Мы прошли мрачными коридорами и оказались в помещении с крепким столом и двумя табуретами по разные стороны. Отдельно стояла жаровня на треноге, где курилась ветка можжевельника. Узел смотритель забрал.
— Осмотрим и дозволенное передадим арестантке, — объяснил он.
Я прождал с четверть часа. Наконец унтер-офицер и рядовой солдат привели Алессандрину. Она ступала тяжело, вынужденная тащить огромный чурбан, от которого тянулась цепь к железному обручу на ее шее. Ночь в тюрьме измучила ее. Она была бледной, губы сделались серыми. Но в глазах светилась надежда, и я понимал, что я и только я питаю эту надежду. Сердце мое сжалось от боли. Я не знал, верить ли в те обвинения, что выдвинуты против нее?
Непроизвольно я бросился к Алессандрине, хотел заключить в объятия, но помешали конвоиры:
— Не положено!
Они усадили ее на табурет, я сел напротив.
— Алессандрина, — начал я, запинаясь, — если ты невиновна…
— Не положено! — вновь рявкнул унтер-офицер.
— Что? — удивился я.
— Тайные разговоры вести запрещено, — отчеканил он.
— Мы не ведем тайных разговоров! — возмутился я.
— Говорите по-русски, — смягчившись, ответил унтер-офицер.
— Как же говорить по-русски, если арестантка русского языка не знает?
— Вы извольте по-русски говорить, а она пущай только слушает, — решил конвоир.
— Андрэ, я ни в чем не виновата, обвинения абсурдны, — подала голос графиня де ла Тровайола.
— Не положено! — закричал унтер-офицер.
— Но кто, кто убивал всех этих людей? Ты каждый раз оказывалась на месте…
— Не положено!!!
— Заткнись, болван! — рявкнул я. — Я беседую с секретной арестанткой по поручению товарища министра внутренних дел графа Строганова!
— В чем дело? — В помещение вернулся тюремный смотритель с развороченным узлом.
— Так они, ваше благородие, на немецком языке изъясняться изволят, — отрапортовал унтер-офицер.
— На французском. Пусть говорят, — махнул рукой смотритель. — Я послушаю.
— Этот офицер, — проговорила Алессандрина, — он ведь тоже каждый раз оказывался на месте убийства…
Я схватился за голову. Перед мысленным взором возникло круглое, с бакенбардами, лицо майора Балка. Я вспомнил разговор в Ростокино, его слова: «Здесь, в Москве я наступал вам на пятки, но каждый раз опаздывал».
— Андрэ, я не убийца, не убийца! — Алессандрина умоляюще протянула руки через стол и взяла меня за руки.
— А в Санкт-Петербурге, в доме у Нарышкиных, когда я столкнулся с генерал-губернатором на черной лестнице, ведь он шел к тебе? Скажи, к тебе? — потребовал я.