Я отметал сомнения, терпеливо ждал, и мои старания были вознаграждены. Пятым по счету оказался гость, чей голос я немедленно узнал. Именно он и был собеседником графа Каменского, когда я висел у них над головами, привязанный к пыточному креслу.
Я чуть опустил газету и взглянул поверх страниц на вошедшего. Холеный господин средних лет, одетый в партикулярное платье, прикрывал лицо круглой шляпой, но мне удалось разглядеть этого посетителя достаточно, чтобы узнать. Нет, мы не были знакомы, но я встречал его пару раз во дворце у Нарышкиных.
Меня покоробило, когда я услышал, как негодяй потребовал проводить его к Алете. Мадам Шерамбо взяла его под руку, они прошли мимо меня и скрылись за портьерой. Спустя несколько секунд хозяйка вернулась в гостиную. Меня подмывало ворваться в номер к рыжей красавице и обработать кулаками ее гостя. Но я сдержался. Все-таки мадам Шерамбо не сделала мне ничего плохого.
Я оставил хозяйке рубль, попрощался и, провожаемый ее удивленным взглядом, покинул бордель. Почти что час пришлось ждать в карете. Наконец нужный мне господин вышел на улицу и сел в поджидавший экипаж. Я подал знак мосье Каню, и мы проследили путь злодея до дома. Пару гривенников я пожаловал местному дворнику и узнал, что интересующий меня субъект, отставной полковник, именует себя Шемлавским Григорием Александровичем. Кроме того, словоохотливый мужичонка сообщил, что его высокоблагородие любят на бильярде по вечерам играть в задней комнате у господина Гугета.
На следующий день я приехал к Павлу Строганову.
— Поло, я нашел его, — заявил я, не успев даже поздороваться.
— Кого? — насторожился Павел.
— Того негодяя, что планировал отравить воду в Москве, дабы заставить государя призвать на службу Аракчеева, — терпеливо объяснил я.
— И кто же этот негодяй?
— Шемлавский Григорий Александрович, отставной полковник, служил артиллеристом.
— Что ж, похвально, похвально, — улыбнулся Павел. — Возьмем на заметку.
— Возьмем на заметку? — переспросил я. — А как насчет того, чтобы арестовать его? Ведь ты товарищ министра внутренних дел, в твоих руках полиция. У тебя есть свидетель. Я — свидетель. Я слышал его разговор с графом Каменским…
— Может, и арестуем со временем, — ответил Павел. — Но не сейчас. Воленс-Ноленс, ты же знаешь, пока нецелесообразно тревожить такие фигуры, как Аракчеев и генерал-губернатор, пусть даже и отставной.
В очередной раз продолжать бессмысленный спор я не желал.
— Воля ваша, — промолвил я. — А я не желаю мириться с тем, что этот господин, возможно, теперь вынашивает новые планы. Я поступлю по-своему.
— Что ты задумал? — встревожился Поло.
— Скоро узнаешь, — ответил я и попрощался.
В тот же вечер я застал Григория Александровича в кофейне Николя Гугета. Отставной полковник играл против молоденького поручика. Несколько зрителей следили за партией, и среди них я заметил бывшего сослуживца Мыскина, ныне штабс-капитана.
— Григорий Александрович, дорогой вы мой! Как давно я искал этой встречи?! — воскликнул я.
— Мы разве знакомы? — холодным тоном осведомился Шемлавский.
— Как же? Не узнаете? — Я изобразил удивление. — А ведь мы встречались! Встречались в доме у графа Каменского. Вам тогда пришлось сильно голову задрать, чтобы разглядеть меня. Вы еще личико так платочком прикрывали, чтобы я вас не разглядел…
— Простите, милостивый мой государь, — раздраженно покачал головой Шемлавский, — но вы несете какую-то чушь! К тому же мешаете игре!
— Ах, игра! — Я словно только теперь заметил бильярдный стол и постучал по нему пальцем. — Ну и как игра? Получается? А телескопом не пробовали?
Я обвел глазами присутствовавших офицеров. Казалось, что воздух сделался жестче от охватившего их напряжения. Они следили за развитием событий, уже сообразив, что я намерен учинить скандал. И я не обманул их ожиданий.
— Господа! — обратился я к ним и указал на Шемлавского. — Григорий Александрович прославился во всех борделях от Санкт-Петербурга до Москвы как мастер пользоваться телескопом в жарком деле! Без телескопа у него, знаете ли, ничего не получается…
На лицах офицеров мелькнули глумливые улыбки, которые они все как один немедленно скрыли. Вероятно, Шемлавский иногда развлекал их своими частушками. И теперь новая интерпретация его пристрастия к телескопам развеселила их.
Сам же Григорий Александрович сначала побагровел, затем побелел, после чего прошипел:
— Извольте немедленно извиниться!
— Можете потребовать сатисфакции, — небрежно заявил я, повернулся, нашел взглядом старого знакомца и попросил: — Мыскин, будешь моим секундантом?
Вечером я отправил мосье Каню с очередным письмом к графине де ла Тровайола. Французишка вскоре вернулся и вернул мне письмо нераспечатанным. Новость, которую он привез, опечалила меня, хотя и была давно ожидаемой. Алессандрина покинула Санкт-Петербург.