Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной

Сексуальные меньшинства Сызнова, не затронутые бредом альтруистическим, давно сбились в мирные замкнутые тусовки. С отчизнолюбивыми дело обстояло иначе. Потому-то и кулючили постоянно у входа в «Последнее прибежище» бригады «неотложек». Состоящие на учёте патриопаты обожали разбиваться на фракции и учинять внутренние правилки и разборки.

Странный народ. Искренне радовались, встретив соратника на улице, а в клубе готовы были того же самого человека порвать в клочки при малейшем разногласии.

Позавчера, например, в «Прибежище» подрались два таких соратника. Сплетясь, как пара змей, они катились по ступенькам пологого крыльца на выход, и каждый хрипел о ненависти к инородцам. В приёмном покое выяснилось, что оба пострадавших славяне чистых кровей, просто речь шла о разной степени ненависти.

Сейчас неподалёку от Артёма за столиком восседали три особи женского пола и с оскорблённым видом пили кофе из безопасных пластмассовых пиалушек. Презрительно прищуренные глаза каждой из трёх девиц блуждали по залу, приостанавливались на ком-либо из присутствующих и, уничтожив морально, следовали дальше. Наиболее частому испепелению подвергался дальний угол, где в окружении единомышленников шумно витийствовал смуглый ястребиноликий живчик. Там собирались бисексуалы – двуличные твари, способные одновременно любить и женщин, и Родину.

Значительная часть застарелой девичьей ненависти доставалась также этакому пожилому Квазимодо, одиноко сутулившемуся под портретом поэта Николая Клюева. Впрочем, подобных типов тут не жаловал никто и иначе как педороссами не величал. Горбун томился. Поговорить ему пока было не с кем. Время от времени доставал сотовый телефон и, нажав кнопку, с печальной улыбкой слушал первые такты некогда популярной песни «Гей, славяне».

На Стратополоха три мегеры смотрели с особым омерзением. Квазимодо и тот поглядывал на него с превосходством. Не зря же таким, как Артём, был отведён крайний столик у самого входа. Почувствовав на себе очередной казнящий взгляд, литератор досадливо дёрнул плечом и снова склонился над наладонником.

«Секс и насилие – что общего в этих двух понятиях? – сосредоточенно набирал он, сноровисто касаясь буковок кончиком стила. – Секс – составная часть любви. Насилие – составная часть убийства. Да, конечно, бывает сексуальное насилие, но ведь бывает и экономическое, причём убийств на этой почве куда больше, чем на сексуальной. Пропаганда экономики и насилия – вот с чем надлежит бороться по-настоящему…»

Народу под навесом прибавлялось. Вошёл загадочный юноша в чёрном кожаном плаще до пят. Бритые виски, минимум косметики. Оглядевшись, подсел к горбуну. Тот оживился, спрятал сотовый телефон, и они взволнованно о чём-то заговорили.

В дальнем углу грянули крики. Кто-то перескочил со стула на стол. Судя по всему, там сменили тему.

– На территории Украины…

– Не «на территории Украины», а «в территории Украины». Гра-ма-тей!..

– Какая Украина? Нет никакой Украины! Доказано, что украинский язык – следствие расстройства речевых функций…

– Кем доказано? Уж не Безугловым ли?..

«Конечно, все мы здесь уроды, – растроганно думал Стратополох, с грустной нежностью оглядывая бурлящее сборище. – Можем поругаться до визга, до хрипа, можем даже до рукоприкладства дойти. И всё же лучше урод, чем натурал. „Нормально функционирующий человек“. Надо же пакость какая! „Нормально функционирующий…“»

– Киев – мать городов русских? Какая, к чёрту, мать, если он мужского рода?

– Русь опетушённая, гы-гы-гы…

– Позволь-позволь! Киевская Русь! Это ж издевательство… Это всё равно что сказать: «Парижская Англия»…

– Издевательство не издевательство, а на Хохлому претендуют!

– Чего-о?!

– Того! Ты вслушайся: Хохло-ма. В переводе – «Мать-Украина». Стало быть, говорят, наша исконная территория…

Артёму остро захотелось вмешаться в спор, но делать этого не следовало ни в коем случае. Во-первых, никто его в таком гаме не услышит – глотки-то лужёные! А во-вторых, хоть они и бисексуалы, а Стратополоха в своих рядах не потерпят.

Жаль. Литератору было что сказать. О том же, к примеру, Владимире Красное Солнышко. Действительно, странная складывается картина: князь – Киевский, а богатыри у него – сплошь наёмники-великороссы. Алёша – из Ростова, Добрыня – из Рязани, Илья – из Мурома. Ежели покопаться, глядишь, и сызновский кто сыщется…

* * *

Сквозь приваренную к опорам, нарочито грубую решётку виднелась площадь и часть примыкающей к ней улицы. Вот из-за угла торгового комплекса «Электра» показался человек. Мужчина. Высокий, плечистый, светлобородый и светлоглазый, вообще похожий на викинга, он стремительно шёл прямиком ко входу в «Последнее прибежище» и странным образом нарушал при этом законы перспективы: приближаясь, уменьшался. Кажущийся громадным издали, достигнув плоского крыльца, стремительный пешеход обернулся в итоге аккуратненьким коротышкой – примерно до плеча Артёму.

Мужественное личико его было исковеркано яростью. Наверное, именно с такой пугающей гримасой берсеркеры грызли перед битвой краешки своих щитов.

Сердце ёкнуло. Что-то, видать, стряслось.