Вскинул бьющиеся веки, вновь отыскал заголовок – и тут же всполошился. Позвольте, позвольте… А почему так коротко? Анонимный отзыв состоял всего из трёх предложений. Первые два были не более чем оскорбительны, зато третье… «Невыразительная бледность женских портретов, – чуть отшатнувшись, прочёл Артём, – невольно наводит на мысль о гомосексуальных тенденциях автора».
Они там что, совсем идиоты?
Поднял обезумевшие глаза, непонимающе уставился на непристойную со вчерашнего дня надпись.
Ах, сволочи! Ну не получаются у него женские образы, не удаются! Но чтобы на этом основании вот так… огульно… облыжно…
Артём нервно свернул газету и запер ящик. Виктории заметку показывать нельзя. А спросит, где газета? Сказал, что сходит вниз за газетой, а где она? Да нет, не спросит…
Гораздо хуже другое: в «Последнем прибежище» прочтут неминуемо. Хоть кто-нибудь да прочтёт. И неизвестно ещё, чем всё это обернётся. Запросто могут потребовать, чтобы пересел за столик под портретом поэта Клюева. В компанию Квазимодо и юноши с минимумом косметики.
Ну нет! Такого срама он не переживёт.
Вот что нужно сделать: взять этот номер и заявиться со скандалом в редакцию. А потом – в «Прибежище». Сколько бы он там теперь ни проторчал, всё равно Виктория решит, что это для отмазки…
«Будьте здоровы!»
Недолго вам быть здоровыми…
О газете Виктория не спросила, ей было не до того. По телевизору шла «Школа больных», и речь велась именно о профилактических мерах против психических эпидемий.
– …протекает обычно с нарастающим психомоторным возбуждением, в высказываниях часто доминируют идеи одержимости… – монотонно излагал с экрана некто в белом халате.
Кое-что Виктория записывала.
Облачаясь в парадную пару (пятна отчищены, пуговки переставлены), Стратополох краем уха прислушивался к голосу ведущего. Суть высказываний воспринималась обрывками.
– …господство одного аффекта над всеми…
– …определённому лицу, которому они экстатически преданы и во имя которого…
– …как правило, личности тревожного фобического склада…
Насколько Артём мог понять, граждан, заботящихся о своём психическом здоровье, предостерегали против восторженных прилюдных высказываний, стихийных митингов и особенно против обращений с просьбами непосредственно к портрету доктора Безуглова.
Спохватились…
– Ты осторожнее, – ласково потрепав жену по загривочку, предупредил он на прощание.
Та оторвалась на секунду от экрана и улыбнулась – тревожно, почти заискивающе.
– Нозофилия, – нарочито занудливо, в тон телевизору, процитировал Стратополох, – проявляется в особом пристрастии некоторых лиц находить у себя болезни и заниматься их лечением. Чаще всего некомпетентным.
– Ты куда?
– В редакцию, – сказал он, мрачнея. – Кое-кому шею намылить. Ошибку сделали, козлы…
– Пуговке – привет…
– Вика!!!
Конечно же, грозные высказывания Стратополоха в адрес газеты «Будьте здоровы!» следовало делить как минимум на шестнадцать. Редакция её обитала на одном из этажей здания, принадлежащего Министерству здравоохранения, так что скандала там особо не учинишь. Здравоохранка – учреждение серьёзное.
Высотный дом яично-жёлтого цвета твердыней возвышался над окрестными строениями, и в него ещё надо было ухитриться попасть.
– Мне… в редакцию… – объяснил Артём.
– К кому? – неумолимо спросили из-за бронированного стекла.
– В «Литературный диагноз».
– К кому именно?
– Н-ну… понимаете… заметка была без подписи…
– Вы кто?
– В смысле – фамилию? Стратополох…
– Стратополох… Стратополох… – забормотал дежурный, гоняя по монитору списки дозволенных в здании лиц. Замолчал, вскинул глаза. – Артём Стратополох?
– Да… – удивлённо ответил тот.
– Документ, удостоверяющий личность, есть?
– Да… вот…
– Ваш пропуск… – В щель под бронестеклом была просунута пластиковая бирюлька. – Вас ждут. Куда идти, знаете?
– Н-нет…
Исполнившийся почтения дежурный оторвал задницу от стула и принялся подробно и доступно растолковывать, как добраться до лифта и на каком этаже высадиться.
Что происходит?
– Здравствуйте… – сказал Стратополох, не без робости переступая порог приёмной.
– Артём Григорьевич! – в радостном испуге ахнула секретарша – и вскочила.
Артём знал её. Когда-то эта пепельная блондинка работала в «Заединщике». Тоже секретаршей.
Забегая то справа, то слева и отбивая при этом сумасшедшую дробь высокими каблучками, что несколько напоминало какой-то испанский танец, она провела долгожданного Артёма Григорьевича по коридору к дверям кабинета с табличкой «Лит. диагноз».
В кабинете навстречу Стратополоху с распростёртыми объятиями взметнулся из-за стола ещё один старый знакомый – бывший редактор «Заединщика», – тот самый, с кем вчера Артём повздорил в сквере возле автомата «Моментальная патография». Самолично усадил дорогого гостя в кресло, затем вернулся под портрет дедушки Фрейда (обратите внимание, Фрейда, а не Безуглова) и сел, с нежностью глядя на вконец ошалевшего Стратополоха.