Но тут зловещая торжественность момента была нарушена: со стороны платформы, подталкивая автоматным стволом в спину, доставили Андрона. Шкипер держался вызывающе и вообще вёл себя в лучших традициях революционной матросни, которую, если верить советскому кинематографу, хлебом не корми – дай мрачно побалагурить перед казнью.
– Что ж это вы, ребята, а? – глумливо увещевал Андрон. – С Президентом ряды смыкаете? Подполье называется…
– Иди…
– Иду… Слышь, а может, он вам ещё и приплачивает?
– Ты нас с этим ублюдком не равняй! – неожиданно пронзительным голосом завопил конвоир. – Он вас из шкурных соображений уничтожить хотел…
– А вы из каких?
– А мы ради идеи!
– Слышь, командир… – обратился Андрон к тому, чьё лицо скрывалось под алым шёлком. – Ошибка вышла. Не тех вы взяли. А тех ещё вчера вечером ликвидировали к едрене фене… Что ж вы, газет не читаете?
– Читаем, – гулким юношеским баском ответил замаскированный главарь и в доказательство шевельнул номером «Баклужинца». – Ни о какой ликвидации тут не сказано…
– Так газетка-то – вчерашняя!.. – истово округляя глаза, вскричал Андрон. – Конечно, не сказано ещё…
Вместо ответа предводитель посмотрел на Димитрия, потом на портрет. Спорить не имело смысла. Сходство было очевидным.
– Ну и что? – нашёлся Андрон. – Ну, захотел мужик человечество уничтожить! Так вы ж сами поёте: «Весь мир насилья мы разрушим…»
– Насилья, – многозначительно подчеркнул главарь.
– Так а я о чём? Сам посмотри, что вокруг делается! Геноцид, в натуре… Такое – да чтоб не разрушить? До основанья!..
– А затем? – процедил главарь.
– Что «затем»?
– Вы же никакого «затем» людям не оставляете!
– Нет, погоди. – Судя по всему, Андрон выкладывал последние козыри. – Вы ведь не просто коммунисты! Вы – коммунисты-выкресты! А как же «не убий»?
Рыжеватые брови презрительно шевельнулись в узкой щели между алым шёлком повязки и чёрным сукном берета.
– Ты меня ещё заповедям поучи! – надменно сказал главарь.
Действительно, соблюдение заповедей Христовых часто зависит от обстоятельств. Так, в военное время исполнение их сплошь и рядом оборачивается прямой изменой Родине: попробуй «возлюби ближнего», когда идёшь на него в атаку! Или «не укради», если приказано добыть «языка»! Или «не лжесвидетельствуй» – на допросе в плену! Или «чти отца и мать» – даже переметнувшихся к врагу! Единственный запрет, преступая который ты не приносишь Отечеству ровно никакой пользы, – это, конечно, «не прелюбодействуй». Можем ли мы назвать героическим поступок разведчицы, отважно переспавшей с начальником неприятельского штаба, если попутно не были нарушены заповеди «не убий», «не укради» и «не лжесвидетельствуй»?
Так что последняя фраза шкипера скорее навредила, нежели помогла. Властный кивок – и путешественников подтолкнули стволами к той самой вербе, за которой час назад бесследно растаял урод в дзюдогаме.
– Иех!.. – отчаянно вскричал Андрон. Будь у него на голове шапка, он бы и шапкой оземь шмякнул. – Ну вот куда бедному крестьянину податься? Президент – бомбит, вы – расстреливаете… А ещё говорят: мы за народ, мы за народ…
– Кто они? – шепнул Димитрий, пока их прилаживали спиной к шершавой рубчатой коре.
– «Красные херувимы», – сквозь зубы пояснил Андрон. – Те, что на прошлой неделе Игната Фастунова грохнули… спикера…
– А за что они нас…
– Не во имя того мир разрушаем…
– Именем Пресвятой Революции… – вдохновенно завёл главарь.
Стволы поднялись, уставились.
– У, лодыри! – беспомощно выдохнул Андрон, не зная уже, чем уязвить напоследок. – Чужих заложников мочить! Стыдоба…
Дальнейшее даже трудно с чем-либо сопоставить. Ну, скажем так: представьте, что в густое чёрное-красное варево плюхнули столовую ложку сметаны и быстро-быстро размешали. Некий белый смерчик прошёл меж монашьих ряс, взвихрив их и разметав. Чей-то истошный ор, шальной выстрел – и картина вновь замерла. Теперь она изображала группу размётанных тел, а композиционным центром несомненно являлся давешний ужасный незнакомец. Весь в белом. Припавши на левое колено и упёршись в траву левым же кулаком, он явно выжидал, не шевельнётся ли кто из поверженных.
Никто не шевельнулся.
Тогда он сосредоточил внимание на прислонённых к вербе путешественниках. Странно: его изуродованное лицо показалось им на этот раз почти симпатичным. И не потому, что похорошело, и даже не из благодарности – просто «Красные херувимы» в данный момент выглядели гораздо хуже.
– Прохор… – сипло назвался нежданный спаситель.
Первым, как и следовало ожидать, опомнился шкипер.
– А ты кто, земляк? – с интересом спросил он.
– Я же тебе только что сказал, – терпеливо напомнил тот – и как-то вдруг оказался на ногах.
Димитрий ахнул. Белые штаны Прохора были варварски разорваны в мотне и обильно смочены кровью. От одного предположения, что шальная пуля (выстрелить-то успели!) ударила бедолагу в пах, Уарову чуть не стало дурно.
– Вы… ранены?..
Назвавшийся Прохором наклонил голову и с неудовольствием осмотрел повреждение.
– Зашьём, застираем, – успокоил он.