Алая аура протопарторга. Абсолютно правдивые истории о кудесниках, магах и нечисти самой разнообразной

День клонился к вечеру, в рощах уже залегла ночь. На борту всяк занимался своим делом: Андрон разбирался со снастями, Димитрий крутил что было велено, Прохор чинил просохшие штаны, причём чувствовалось, что делает он это не впервые. Игла сновала бойко, сноровисто. Так и поблёскивала, так и поблёскивала…

– Чёрт… – тоскливо произнёс Димитрий, отрываясь от линзочки своей дальнобойной машинки. – Она или не она?

Игла застыла, не завершив стежка. Прохор отложил рукоделие и медленно повернулся к Уарову:

– Ты что, бабу в прошлом ищешь?

Вопрос прозвучал то ли укоризненно, то ли угрожающе.

– Ну да…

– Зачем?

Уаров замялся.

– Пристрелить, – ответил за него Андрон.

Иногда он бывал удивительно циничен.

– Это правда?

– Ну почему обязательно пристрелить? – жалобно вскричал Димитрий. – Усыпить, перебросить в другое время…

Прохор недоверчиво посмотрел на него, понял, что собеседник не шутит, и, презрительно фыркнув, принялся шить дальше.

– Как? – мрачнея, спросил Андрон Уарова.

– Что «как»?

– Как перебросить?

– Ну… с помощью вашей машинки, разумеется…

– Ты ж мне её одноразовую заказывал!

Уаров со страхом посмотрел на умельца.

– Баламут… – безнадёжно определил тот. – Ладно. Вы двое тогда поморячьте, а я посмотрю, что там в ней ещё можно сделать…

Сходил принёс газетку, чтобы было на чём раскладывать запчасти, и отодвинул Димитрия от агрегата. Тот потоптался немного за плечом мастера, а потом платформа пошла в поворот – и пассажир с телохранителем, бросив всё, занялись парусом.

– Так почему не пристрелить? – сердито поинтересовался Прохор сразу по завершении манёвра. – Оно и надёжнее. У меня тут, кстати, недалеко ствол прихоронен…

– Женщина… – с укоризной напомнил Уаров. – Да и негуманно…

– А они с нами гуманно поступают?! – просипел Прохор и стал даже страшнее, чем был.

Димитрий отшатнулся.

Надо полагать, у Прохора от бешенства перемкнуло голосовые связки. Пару раз он беззвучно открывал и закрывал рот, потом молча повернулся и пошёл дошивать.

– А я вот читал у одного четвертолога[3], – как ни в чём не бывало подал голос Андрон, сосредоточенно разгребая узловатым пальцем разложенные на газетке детали, – будто Бог женщину вовсе не из ребра сотворил. Это только из приличия говорят, что из ребра, мол. Рёбра-то у нас все на месте, хоть справа, хоть слева. Не веришь – пересчитай… В мужском организме есть только один-единственный орган без кости…

– Язык? – машинально спросил ещё не отошедший от испуга Димитрий.

– Нет. Язык – это орган внутренний, он во рту живёт.

– А что же тогда? Ухо?

– В ухе – хрящ. И потом, уши-то и у баб есть…

– Гос-споди боже мой!..

– Вот именно, – подтвердил Андрон. – И сразу всё становится ясно. Думаешь, почему он так себя ведёт, орган-то? А мы почему так себя ведём? Тоска по утраченной косточке, понял? Причём каждый свою ищет…

– Ну, мне эта тоска не грозит, – перекусывая нитку, невнятно заверил Прохор.

* * *

Беседу продолжили за ужином.

– Давай колись, раз начал, – добродушно предложил Андрон Димитрию. – Как ты это конкретно думаешь провернуть?

За бортом стелились длинные тени, плыли травянистые бугорки, перелетали какие-то пернатые пепельных оттенков, иногда попадалась поросшая высоким камышом, не пересохшая ещё баклужина с корягой и диким утёнком.

– Вы, конечно, слышали, что человечество когда-то прошло через бутылочное горлышко… – поколебавшись, начал Димитрий.

– Слышали, – сказал Андрон. – Дальше.

– А я не слышал, – сказал Прохор. – Что за горлышко?

– Образное выражение… Понимаете, было время, когда на земле обитало всего несколько человек… Правда-правда! Генетики установили, что все мы произошли от трёх мужчин и одной женщины…

– От Евы, что ли?

– Учёные её так и окрестили, – подтвердил Уаров. – Настоящее имя, разумеется, неизвестно… А ведь, если вдуматься, очень точный термин! – горестно перебил он сам себя. – Бутылочное горлышко. То есть человечество, по сути, джинн, вырвавшийся из бутылки. И зря… Рано или поздно оно само себя погубит. Отравит, взорвёт…

– Ни хрена! – возразил Андрон. – Думаешь, почему до сих пор ядерной зимы нет? Да потому, что навара с неё никакого! Невыгодна она, гибель человечества, можешь ты это понять?

– Тем более, – твёрдо сказал Димитрий. – Видите ли, я много думал… нет, не откуда в мире зло – с этим пусть богословы разбираются. Я думал, как это исправить… Принято считать, что во всём всегда виноват кто-нибудь один…

– Или одна, – не преминул уточнить Прохор, давно уже высматривая что-то в вечереющей лесостепи.

– Или одна… – не стал спорить Уаров. – Сталин, Чубайс, Портнягин… А потом, когда вник чуть поглубже, оказалось, что свято место и вправду пусто не бывает. Все ниши заполнены. Скажем, устранишь какую-нибудь историческую личность… Мысленно, конечно, мысленно, – поспешил уточнить он, обращаясь в основном к Прохору. – Глядишь, а на трон уже очередь в затылок выстроилась. Начнёшь убирать по одному человечку, – с несчастным видом продолжал Димитрий, – уберёшь всех до единого… Вот я и подумал: а что, если одним и ограничиться? То есть не одним – одной… Если мы действительно все от неё произошли…