Алая графиня

— Я не была в вашем кабинете, — прошептала я.

— Нет, были. Более того, вы забрались в мой письменный стол.

— Сер, ничего подобного не было!

— Ложь вам не к лицу, мадонна Дея, — упрекнул он. — Хотя я восхищен вашей наблюдательностью. Но все дело в ключе от конторки. Если его неправильно подсунуть под ножку, стол качается.

— Мне, сер, нет до этого никакого дела.

— Вот в этом вы совершенно правы. — Он еще на шаг приблизился ко мне, взял за руку, притянул к себе и прошептал прямо в ухо: — К тому же две бумаги были положены в ящик не так, как размещались прежде. Вы ведь прочитали письмо?

Я вырвала руку и заявила:

— Я не знаю, о чем вы говорите!

— Тогда о чем вы беседовали с мальчишкой в саду, почему отдали ему два письма и до смерти напуганы?

Я оттолкнула его, он пошатнулся, но удержался на ногах. Проклиная тяжелые юбки, я подхватила их, намереваясь бежать, но он схватил меня за локоть, на этот раз очень крепко, и развернул лицом к себе. Мы стояли нос к носу, как будто собираясь поцеловаться. Я ощущала на лице теплое дыхание писца, его глаза сузились от напряжения.

— Мне очень не хотелось бы, чтобы с вами случилось то же, что и с вашим мужем, — прошептал он. — А это непременно произойдет, если вы будете действовать в том же духе, мадонна.

В этот миг на лестничной площадке над нами появилась Теодора и воскликнула:

— Вот вы где! Ее светлость ищет вас повсюду.

Как только Теодора взглянула на нас, Лука выпустил мою руку. Я сразу же подобрала юбки и, не оглядываясь на писца, на трясущихся ногах поспешила наверх.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

В ту ночь я спала плохо, перебирая все возможные способы спасения от той опасности, какую представлял собой писец Лука. Он ведь уже мог рассказать о случившемся графу Джироламо. Если так, то я обречена. Самое лучшее — встать прямо сейчас, взять на конюшне лошадь и отправиться в долгий путь до Флоренции.

Но если Лука доложил графу о моем вторжении, то к чему эта тайная встреча, зачем он предостерегал меня? Джироламо, как известно, не отличается сдержанностью и добродушием. Если бы он узнал, я уже была бы мертва или лежала бы на дыбе[8] в темнице замка Сант-Анджело.

До рассвета оставался час, а у меня так и не родилось плана бегства или защиты. Я была уверена лишь в том, что больше не буду терпеливо ждать, пока правда о смерти моего брата откроется сама собой.

Я встала в темноте, оделась и осторожно, чтобы не разбудить госпожу, склонилась над ней в поисках кинжала в ножнах, засунутого за матрас в изголовье, рядом с подушкой. Мне повезло. Катерина перекатилась во сне к середине кровати и лежала, раскинувшись, на животе. Я беззвучно вынула кинжал, опустила в карман юбки, откуда его будет легко выхватить, и выскользнула за дверь.

Слуги еще не вставали, и в коридорах было пустынно, факелы не горели. Я воспользовалась темнотой и незамеченной перешла из восточного крыла графини в западное, где находились покои ее мужа. Обеденный зал для слуг располагался в углу, на нижнем этаже. Я затаилась на почтительном расстоянии от дверей, дожидаясь в сером предутреннем тумане, когда могучее римское солнце начнет подниматься и кухарка зазвонит в большой медный колокол, созывая прислугу на завтрак.

Я с тревогой всматривалась во все силуэты, которые двигались в сумеречном свете по гравиевому двору. Мужчины шагали угрюмо, шаркая ногами и глядя в землю, мальчишки бежали к столовой, пересмеиваясь на ходу. Мой маленький гонец еле-еле брел среди самых последних, а когда подошел поближе, я увидела, что один глаз у него заплыл.

Заметив меня, он замер от страха и оглянулся через плечо, словно собираясь удрать обратно в конюшню. Я схватила его за руку раньше, чем он пустился наутек, и завела за угол дворца, где нас скрывал от взглядов других работников большой куст можжевельника.

— Анджело, что стряслось? Что с тобой?

Он отвернул от меня худое лицо, пытаясь сдержать рыдание. Огромная слеза скатилась по его щеке.

— Наверное, мадонна, мне больше нельзя разговаривать с вами.

— Анджело, тебя побили? Прости меня! — Мне стало ужасно стыдно перед ним. — Только скажи, где письма, и я больше никогда к тебе не подойду.

— Старший конюший, — проговорил мальчик, после чего горько заплакал. — Вчера вечером он поймал меня, когда я хотел взять лошадь. Я сказал, что делаю это по просьбе одной придворной дамы графини, но он не слушал и побил меня. — Анджело прерывисто вздохнул и утер рукавом мокрые глаза и нос.

— Прости меня, — повторила я. — Мне не следовало втягивать тебя в это дело. Ты хороший мальчик, Анджело, и старший конюший несправедливо тебя наказал. Отдай мне письма, я сама их отправлю. Монету оставь себе.

Он снова зарыдал и заговорил так быстро, что я с трудом уловила смысл:

— Не могу. У меня их нет.

Ощущая дурноту, я схватила его за тонкую руку.

— Как это — нет?

— Старший конюший отобрал письма, да и монету тоже. — Анджело покачал головой. — Он сказал, что отдаст их графу, чтобы письма доставил надежный курьер. А я теперь не смогу взять лошадь без его разрешения. Простите меня, мадонна. Может быть, они все-таки не накажут вас.