– Так ведь к нему сын без предупреждения заглядывает. Наверное, Саймон хочет уже представить меня сыну как свою невесту.
Кейси отвела глаза.
– Ты и вправду так думаешь, Мик?
Но больше этот вопрос не задавала. А я не лезла с объяснениями.
Разумеется, я и тогда чувствовала: Саймон ведет себя странно. Впрочем, я гнала подозрения – слишком была счастлива, на все закрывала глаза. Несколько раз в неделю он стучал в мою дверь – как правило, без предварительной договоренности – и входил в мой дом, и брал мое лицо в ладони, и целовал меня. Иногда мы сначала ужинали, иногда отправлялись прямиком в спальню, где Саймон раздевал меня догола и рассматривал. Первое время я ужасно стеснялась, потом этот элемент любовной игры стал мне необходим. Под Саймоновым взглядом я вся светилась, видела себя его глазами. Думала о неловкой, долговязой девочке, которая так мечтала быть любимой хоть кем-нибудь. Жалела, что не могу сделать шаг из своего «сегодня» в свое «вчера», сказать этой девочке: «Выше нос! Все еще будет!»
Вот почему я игнорировала пресловутые «звоночки»; а они трезвонили с нарастающей настойчивостью. Очень уж мне хотелось, чтобы все оставалось как есть. Я боялась правды больше, чем лжи. Прав- да означала изменения. Ложь означала стабильность. Ложь умиротворяла. Ложь меня полностью устраивала.
Так минуло полгода. Однажды я попросилась выйти не в свою смену. В городе была какая-то демонстрация, требовались патрульные для сдерживания толпы. Но когда я примчалась в участок, мой тогдашний босс, сержант Рейнолдс, заявил, что мои услуги не требуются. Волонтеров и без меня хватает – поопытнее да постарше.
Не скажу, что слишком расстроилась. День был чудесный – солнечный с легким морозцем. Я решила пройтись до дома пешком, а не толкаться в автобусе. В отличном настроении я прошагала весь неблизкий путь и неожиданно для самой себя купила свежие цветы – впервые в жизни. Сама понимала, до чего нелепо выгляжу в полицейской форме и с изящным букетом; несла цветы, плотно прижав к боку, словно намеревалась пополнить ими домашний гербарий.
Входная дверь оказалась не заперта. Я всегда запираю дверь – слишком много краж совершается из-за элементарного легкомыслия. Пару раз я бранила Кейси, не имевшую этой полезной привычки.
Войдя в дом и закрывшись на замок, я только и успела подумать: «Еще раз поговорю с Кейси», – когда со второго этажа послышался шум. Сестра должна была быть на работе.
Табельное оружие находилось при мне. Я стала приближаться к лестнице, держа правую руку на рукояти пистолета. В левой по-прежнему был неуместный букет.
Я старалась ступать потише, но деревянный пол под моими ногами немилосердно скрипел. Шумы в спальне между тем усилились. Я слышала, как кто-то выдвигает и задвигает ящики комода, волочет через всю комнату что-то тяжелое…
Решение пришло мгновенно. Цветы были отброшены. Пистолет – вынут из кобуры.
Я толкнула ногой дверь спальни и выкрикнула, еще не видя вторженца:
– Не двигаться! Руки вверх!
– Что еще за черт? – произнес незнакомый мужской голос.
Рядом с чужим мужчиной была Кейси.
Обоих я застукала стоящими посреди спальни, то есть в самом неподходящем месте, но по сбитому, скомканному пледу поняла – оба только что лежали на кровати.
Оба были полностью одеты; едва ли они занимались сексом. Более того: мужчина производил впечатление гомосексуалиста. Но по лицу Кейси я поняла: ей за что-то стыдно.
– Мик, – заговорила сестра. – А я… я думала, ты… на работе.
Я медленно опустила пистолет.
– То же самое я думала про тебя, Кейси.
– А я… я это… расписание перепутала. П-п-познакомься: мой друг… Луи.
Тот смущенно поднял руку.
Предполагалось, что знакомство с Луи должно меня смягчить. Не смягчило.
Вмиг я все поняла. По замедленной речи сестры, по характерному румянцу на скулах, по другим признакам стало ясно: Кейси взялась за старое.
Я ничего не сказала. Прошла к комоду, стала выдвигать ящики. Ну конечно, вот оно: шприцы, жгуты, кислота. Миниатюрные прозрачные пакетики с немыслимой маркировкой. Медленно я задвинула ящик.
Когда обернулась, «друга Луи» уже не было в спальне. Мы с Кейси остались одни.
Пола всё еще хохочет. Кажется, у нее истерика. Вон как голова мотается…
– Кто он, Пола? Назови имя!
– Да тот самый легавый, который заставляет ему отсасывать, не то в участок заберет.
Отдышавшись от хохота, она добавляет:
– А теперь, Мик, валяй, скажи, что именно этого легавого вы там у себя и подозреваете. Именно этого гребаного копа. Скажи, что давно его ведете. Это будет супер.
Открываю рот прежде, чем обдумываю ответ. В голове мутно, на душе тошно.
– Мы обязательно всё проверим, Пола. Виновный будет наказан.
Пола меняется в лице.
– За дуру меня держишь? – цедит она чуть слышно. – Так вот: я не дура.
И уходит, прихрамывая.
– Как он выглядит? – кричу ей вслед.
Пола замедляет шаг. Стоит ко мне спиной, но ее слова слышны отчетливо:
– Меня только впутывать не надо.
На ходу она резко поворачивает голову. Глаза сверкают яростно, угрожающе.
– Пола! Пола, напиши заявление!
Она усмехается.
– Ага, разбежалась…
Дальнейшее доносится уже от угла: