Томас стоит не шевелясь. Похоже, одновременно заинтригован и напуган. Вот шагнул вправо, к лестнице; вытянул шейку, пытаясь увидеть, что там, на втором этаже. Спальня миссис Мейхон – что же еще.
Извлекаю бумажник. В нем только двадцать долларов одной купюрой.
– Возьмите, миссис Мейхон. Это пока. Вечером будут еще деньги.
Миссис Мейхон отмахивается.
– Ну что вы, Мики! Не надо!
– Нет, я так не могу. Пожалуйста, позвольте мне расплатиться.
– Не позволю, – заявляет она.
Дальнейшие уговоры не действуют. Миссис Мейхон непреклонна.
Вручаю ей сумку, которую собрала еще дома. Там смена одежды для Томаса, книги, игрушки.
– Завтрак я тоже упаковала, миссис Мейхон.
Об одном я умалчиваю. Томасу всего четыре года. Он до сих пор писается в штаны, особенно если увидит по телевизору что-нибудь страшное. А напугать его может даже выпуск новостей. Взглянув на Томаса, решаю утаить эти подробности от миссис Мейхон.
– Вот это уж совсем лишнее, Мики. Я прекрасно могу состряпать ланч. Надеюсь, юный джентльмен любит сэндвичи с арахисовым маслом? А, Томас? Как насчет сэндвичей?
Тот кивает.
– Вот и славно. Кажется, мы поладим.
Опускаюсь перед сыном на колени. Целую его в щеку.
– Будь хорошим мальчиком, Томас. Ты же знаешь, что это такое?
Снова следует кивок.
– Это значит – слушаться старших, – произносит Томас, указывая себе на ушко.
Храбрится изо всех силенок.
Чем, чем он будет заниматься целый долгий день?
Записываю свой номер мобильника; впрочем, наверняка он у миссис Мейхон имеется.
– Если что – звоните. Прошу вас. Не стесняйтесь меня отвлечь. Работа не убежит.
Наконец делаю шаг к двери. Затем еще один. И еще. Не оглядываюсь. Перед глазами – дрожащий Томасов подбородок.
Всю дорогу в участок меня трясет.
Что я сделала? С кем оставила Томаса? Эта миссис Мейхон – она вообще кто? Родственников ее я не знаю. Помню, она говорила о сестре. А как у миссис Мейхон со здоровьем? Вдруг ее припадок накроет или инсульт? А если она несдержанная? Если сорвется – ударит моего сына, наорет на него?
Спохватываюсь. Говорю себе: «Микаэла, прекращай нянчиться с Томасом. Ему почти пять лет. С каждым днем твой сын все самостоятельнее».
Сегодня потеплело, со вчерашним не сравнить. И снег не идет. Тот, что выпал, уже тает; на проезжей части бурая каша, изборожденная шинами. Бетани вполне могла бы проехать. Если б захотела.
После планерки подхожу к сержанту Эйхерну, спрашиваю, получил ли он мое сообщение.
– Какое еще сообщение?
– Вчера я вам звонила, попала на автоответчик.
– А, это!.. Ну да. Что стряслось? Поговорить хотели, Фитцпатрик?
Озираюсь по сторонам. Трое патрульных торчат в зоне слышимости.
– Дело деликатное, сержант Эйхерн. Может, лучше у вас в кабинете?
Он тяжко вздыхает.
– Там сейчас комиссия. Напяливают бронежилеты, поедут с нашими ребятами по району. Вы же не потащите меня в сортир, чтобы изложить ваше деликатное дело? Говорите здесь.
Снова кошусь на троих патрульных. Двое из них отлично подходят под описание, данное Нуэном, – белые, возраст чуть за сорок.
– У вас не найдется для меня минут двадцать? В обеденный перерыв? – мямлю я.
– Найдется. Я перекусываю «У Скотти».
Эйхерн назвал забегаловку, где всегда толкутся патрульные. Место самое неподходящее. Стараюсь там не появляться. Как и в остальных заведениях, облюбованных моими, гм, коллегами.
– Лучше в «Бомбическом кофе», на Франт-стрит, сержант Эйхерн.
Утренние часы еле ползут. Примерно в десять вздрагиваю, заметив ярко-оранжевую куртку. Так и есть: Док собственной персоной, скрестив на груди руки, торчит на перекрестке с Кэмбрия-стрит. Держит пластиковый пакет.
Останавливаюсь, не доехав до него полквартала; наблюдаю.
Если Док и заметит полицейский автомобиль, все равно насторожиться не должен бы. Ему с такого расстояния не разглядеть, кто за рулем. Зато мне отлично видно: всякий раз, когда кто-нибудь приближается к Доку, его губы шевелятся. Подозреваю, что произносит он одно и то же слово: «Агрегаты». Чистые шприцы. Совсем дешево. Таким способом в Кенсингтоне многие зарабатывают – берутся продавать шприцы. Плата мизерная, но на дозу хватит. Случается, предлагают и свои услуги – поставить укол, чаще всего в шею – если все остальные вены давно одеревенели. Бывает, особенно когда бесплатная больница закрыта или находится слишком далеко, такие персонажи берутся лечить инфекции и вскрывать фурункулы. Как правило, с фатальными результатами.
Достаю телефон, ищу номер Трумена. Медлю с минуту. Любопытство пересиливает. Печатаю сообщение.
«Ты не занят?»
Да, лучше так. Учитывая тот недовольный женский голос. Вдруг у Трумена личная жизнь, а я вторгаюсь?
Почти сразу он отвечает:
«Не занят. Что случилось?»
«Как насчет старой доброй слежки?»
Трумен появляется ровно через тридцать минут. Все это время я не сводила глаз с Дока. Думала: только б он не ушел с каким-нибудь клиентом. К моему облегчению – и к его досаде, – пока никто не пожелал воспользоваться его услугами.
Звонит сотовый. Высвечивается номер Трумена.
– Посмотри направо, Мик.