Я росла замкнутым ребенком. Не то чтобы со мной дурно обращались, но не любили – это точно. Я прекрасно понимала, что тетя взяла меня лишь из чувства долга перед моей покойной матерью. Играть я могла только с куклами – деревенские дети считались слишком неотесанными и в дом их не пускали. Порой я чуть-чуть раздвигала тяжелые бархатные шторы и наблюдала за тем, как они бегают по пустоши, а за ними гоняется маленькая лохматая собачка. Их крики, ссоры и потасовки, то, что у них есть настоящие семьи, все вызывало у меня зависть. Я производила впечатление молчаливой и воспитанной девочки, но на самом деле в душе всегда была бунтаркой.
Я ненавидела свою жизнь!
Вероятно, именно из-за этого мне очень хотелось как можно больше узнать о своем отце. Однажды я тихо вошла в комнату и услышала, как тетя рассказывает своей подружке, жене викария: «Дорогая, он практиковал оккультизм, ужасные, дьявольские вещи. Несомненно, он был самым испорченным и низким типом. То, что сестра попала под его чары, до сих пор самая большая печаль в моей жизни. Болтают, что этот человек как-то даже взял в дом девчонку с улицы и она буквально стала…»
Тут они меня заметили и сразу прервали разговор.
Сколько раз, свернувшись калачиком под одеялом, я мысленно повторяла эти слова! Пыталась представить, каким был мой отец. Низкий, испорченный человек! Я дрожала от восторга. Рисовала в своем воображении высокого и чертовски красивого джентльмена с закрученными усами. Мечтала о том, что однажды наступит день, когда он приедет в большом экипаже и увезет меня из этого тоскливого темного дома в Париж, в Рим, в Лондон!
Но он так и не приехал.
Вместо этого на мой двадцать первый день рождения пришло письмо.
Сара разложила на кухонном столе распечатанные фотографии манускрипта Мортимера Ди. Пирс их увеличил, чтобы было легче рассмотреть рисунки и хитросплетения из закодированных фраз.
Венн взял одну фотографию и принялся ее разглядывать.
Уортон повертел в руках другую. Он даже не понимал, где верх, где низ.
– Чертовщина какая-то. Вот что это? Башня, маска птицы, журавль? А тут какое-то уравнение. Здесь какой-то рисунок… А это? Человек верхом на лошади?
– Кентавр, – буркнул себе под нос Венн.
– Ладно, пусть так, но что все это значит? Как это поможет вернуть Джейка?
Венн покосился на Пирса:
– Есть идеи?
Маленький азиат с жадностью рассматривал изображение.
– Пока нет, ваше сиятельство. Но я буду счастлив этим заняться. Головоломка! Обожаю головоломки.
Венн нахмурился.
– Поторопись. Нам нужна информация, – бросил он и взглянул на Сару.
Уортон отметил, как они похожи. Тот же пристальный взгляд и голубые, как арктический лед, глаза. И даже удивился, что не обратил на это внимания раньше.
– Так ты моя правнучка, – протянул Венн.
Сара понимала, что с момента их первой встречи Оберона мучает один-единственный вопрос.
И он, поморщившись, его задал:
– Лия правда вернется?
Сара отвела взгляд:
– В истории моей жизни она не погибла в автокатастрофе. Деталей не знаю. Все документы моей семьи сгорели. Либо их забрал Янус. Но эти ее рисунки… те, что у вас в комнате. Они до сих пор у нас.