– Нет. Совсем нет. Но ты Джейк Уайльд. Ты тот сумасшедший, который, чтобы убраться из школы, порезал Паттену руку. Ты не сдаешься. Вот почему у тебя репутация несносного парня. И поэтому ты победишь. Сейчас Маскелайн на нашей стороне. Он – странный тип, я не представляю, чего от него можно ожидать, но он не первый раз имеет дело с этим зеркалом. Послушай, какую сделку он заключил с Венном.
Юноша кивнул и вполуха выслушал Уортона, потом вскочил, и Горацио, заверещав от радости, повис на нем вниз головой.
– Хорошо, – решил Джейк. – Идемте отсюда. Мне надо подумать.
Сара сидела на широком подоконнике, подтянув колени к подбородку, и наблюдала за тем, как машина дернулась и поехала по затопленной дороге. Так она просидела, пока автомобиль не скрылся за черными ветками вязов. На секунду она почувствовала острую обиду. Они даже не предложили поехать с ними.
Вспышка Джейка причинила ей боль. Он такой избалованный мальчишка! Понятия не имеет, через что ей пришлось пройти, не представляет, какой ужас творится в будущем, а она даже не может ему об этом рассказать. Ни об ужасных экспериментах Януса, ни о тайнах секретной организации «Зевс». Он думает только о своих проблемах. И Венн ничем не лучше.
Сара тряхнула головой и закончила шнуровать выданные Пирсом туристические ботинки. Потом надела найденный им же красный дождевик. Он оказался чуть великоват.
Ну и черт с ними. Монета. Вот о чем надо думать. Она должна раздобыть эту монету.
Сара выскользнула из дома через боковую дверь в затопленный дождем сад. Осторожно, так что развешанные над дверью металлические ножницы и бруски едва слышно звякнули, прикрыла ее за собой. У Пирса и здесь была установлена камера наблюдения, но Сара знала, что он слишком занят приготовлением ланча и не станет следить за дверью. Она быстро пробежала по гравиевой дорожке за дом.
В Уинтеркомбском аббатстве множество внутренних дворов, надворных построек и флигелей. В ее времени большинство из них уже разрушены, но в этом веке все на месте, а крыши и эркерные окна еще целы. Один из домов, который Пирс называл аббатской кухней, представлял собой готический восьмерик с огромной трубой. Когда-то там давно уже умершие повара средневекового аббатства готовили яства для великих праздников Рождества и Пасхи.
Дом стоял посреди заросшей крапивой поляны, по его стенам расползались толстые стебли плюща с блестящими от влаги листьями.
Сара засунула руки под один из стеблей и уперлась в стену. Кладка сырая и искрошенная. На голову и за шиворот с листьев обрушились каскады воды. Она передернула плечами и продолжила ощупывать стену. Наткнулась на пустоту, ступила под стрельчатую арку и, тяжело дыша, принялась на карачках продираться сквозь листья.
Потом встала и снова оказалась под душем дождевых капель.
Внутри царила сырость, дыхание превращалось в пар, свет был рассеянным, все вокруг – зеленым. Сара огляделась, потом посмотрела под крышу, там, громко хлопая крыльями, вспорхнул с балки голубь.
– Ты здесь?
Ответа не последовало, но девушка слышала его дыхание.
Сара вытащила из кармана фонарик, посветила вокруг. Древнюю кирпичную трубу тоже увивал плющ. Под одним из свисающих с трубы стеблей девушка разглядела темный силуэт. Гидеон, сгорбившись, сидел в развалинах очага. Когда она подошла ближе, юноша поднял голову.
Сара охнула.
Лицо Гидеона покрывали кровавые полосы, веки покраснели.
Рукава зеленого плаща превратились в лохмотья.
Все пальцы содраны.
– Господи, что с тобой случилось? – шепотом воскликнула Сара.
Гидеон посмотрел на нее так, будто ненавидел.
– Меня превратили в крапивника, – едва слышно ответил он. – Ши на меня охотились.
14
Из Леса Ошин Венн вышел другим. На нем были великолепные одежды, пальцы унизывали перстни, а смех стал холодным как лед. Его конюшни с тех пор были полны лошадей, овечьи стада прирастали. В самое разное время суток в окнах его дома зажигались огни и по вересковым пустошам эхом разносились звуки шумного веселья.
Но деревенские жители запирали свои дома и предавались мрачным мыслям. Всем известно, что связь с потусторонними силами обрекает на проклятье и ведет к вратам ада. Люди боялись за свои души.
Все семь кошек спали в коридоре на втором этаже.
Та, которая лежала на подоконнике, проснулась первой. Она подняла голову и открыла глаза – зеленые щелки на черном фоне. На серебряном ошейнике с маленьким диском была выгравирована кличка – Примо.