Алан Гленн - Американский орёл

- Не составляет труда понять, почему евреи стремятся свергнуть нацистскую Германию. Тех преследований, которым они подвергались в Германии, вполне достаточно, чтобы стать заклятыми врагами для любой расы. Никто, обладающий человеческим достоинством, не стал бы мириться с преследованиями еврейской расы в Германии. Но, также ни один порядочный и зрячий человек, глядя на их подстрекательскую политику здесь и сейчас, не может не замечать той опасности, которой подвергаемся и мы и они. Вместо того, чтобы агитировать за войну, еврейские общины в нашей стране должны всеми силами ей противостоять, поскольку, они - первые, кто ощутил её последствия. Терпимость - это добродетель, которая зиждется на мире и силе. История показывает, что она неспособна пережить войну и опустошение. Немногие дальновидные евреи осознали этот факт и противоборствуют вторжению. Однако большинство ведёт себя строго наоборот. Их величайшая опасность для нашей страны состоит в том, что они обладают огромным влиянием и владеют множеством наших кинокомпаний, наших газет, наших радиостанций, имеют сильное влияние на правительство.

- Как можно верить этой деревенщине? - Тони махнул рукой в сторону радио. - Война - это дело Европы, дело евреев. Просто сиди дома, между двумя океанами, занимайся своими делами, колошмать евреев и будешь счастлив.

- Некоторые считают, что он вполне прав, - сказал Сэм. - Пускай даже он слегка теряет берега, когда призывает не вмешиваться в европейскую войну.

- Ага, вполне прав. Тот факт, что ты умеешь летать на самолёте, ещё не означает, что ты хоть капельку смыслишь в политике и истории. Кем мы станем через сотню лет, в каком мире будем жить, когда война идёт в степях России, в небольших городках оккупированной Англии и Европы, а наш прославленный Царь-рыба только что связал свою судьбу с захватчиками.

Сэм почувствовал, как у него начала закипать кровь.

- Вместо того, чтобы, что, Тони? Помогать Джо Сталину и "красным"? Ты говоришь, что много знаешь. А ты когда-нибудь слышал про Катынь, что в Польше? В 39-м русские захватили восточную часть Польши, как часть сделки между Гитлером и Сталиным. Когда "колбасники" завоевали те места в 41-м, то обнаружили в ямах тысячи убитых польских солдат и офицеров, со связанными руками, застреленными в голову сотрудниками НКВД. "Колбасники" собрали туда репортёров, кинохроникёров, чтобы те показали миру, что русские сделали с поляками. Мы таким людям должны помогать?*

Тони уставился на него.

- Как ты не можешь выбирать семью, Сэм, ты не можешь выбирать тех, кому помогать в их отчаянной битве.

Линдберг продолжал вещать, голос его звучал даже несколько плаксиво.

- Я не нападаю на евреев и британцев. Я восхищаюсь обеими этими расами. Но я говорю о том, что и лидеры британцев и лидеры евреев, по причинам, которые вполне понятны им самим, но непонятны американцам, желают вовлечения нас в войну. Мы не можем винить их в том, что они следуют тому, что понимают под своими интересами, однако мы должны следовать своим собственным. Мы не можем позволить природным страстям и предрассудкам других народов вести нашу страну к разрухе.

- Да, ладно, Тони, что ты такое говоришь? Лонг должен заключить союз со Сталиным и помогать ему воевать с немцами, так что ли?

- Немцы травили газом отца, свели его в могилу раньше времени. А военно-морская верфь так мало для него и других рабочих сделала, им было плевать, когда он начал выкашливать лёгкие. Ты никогда об этом не думал?

- Конечно, думал. Но наличие одного доктора на верфи, или шестерых, погоды не сделало бы, - сказал Сэм. - А, знаешь, что ещё? Уверен, если покопаемся, то выясним, что какой-нибудь английский лорд или господин портил жизнь Миллерам ещё в Ирландии. Думаешь, мы вечно должны друг на друга дуться? Господи, именно так и ведут себя в Европе, и посмотри, к чему это их привело.

- Значит, просто сдадимся?

- Господи, Тони, от меня-то ты чего хочешь, блин? Подойти в ближайшие несколько дней к Лонгу или Гитлеру, ухватить тех за пуговицу, и изложить им идеи, которыми со мной поделился беглый брат? Так, что ли?

Какое-то время Тони молчал.

- Нет. Я рассчитываю... что ты будешь заниматься своим делом, Сэм. И всё. Просто занимайся своим делом и поступай правильно.

Вот, теперь звучало разумно.

- Тони. Ты здесь не просто так. Что происходит?

- Это не важно.

- О, да, важно, - настаивал Сэм. - Ты только что сказал мне заниматься своим делом. Этим я и занимаюсь. Своим делом. Так, зачем ты здесь? Ты пару лет сидел, потом сбежал и оказался в Портсмуте, аккурат к визиту Гитлера. Нихера себе совпаденьице, не правда ли?

Тони поднялся на ноги, лицо его было непроницаемым.

- Прости, брат. Пора идти.

- Никуда ты не пойдёшь. Рассказывай, зачем ты здесь. Встреча... что ты собираешься устроить? Устроить скандал? Протест? Рассказывай, зачем ты здесь.

Тони шагнул к нему.

- Хочешь меня остановить? Арестовать? Наставить на меня ствол?

Заниматься своим делом, заниматься тем, что он устроил тем парням Лонга - это одно. Но его брат - это совершенно другое. В комнате повисла тишина.

- Тони?

- Тут.