Алави его светлости

И мы так синхронно на Ноэля посмотрели недобрым взглядом. Настолько недобрым, что он почувствовал и в нашу сторону глянул. Мы мгновенно отвернули головы и уставились кто куда. Нет. Как-то не верится, чтобы Ноэль был замешан в чем-то плохом.

— Ребят, так ведь не он нас в Вёрджил позвал. А брат его. Рихтер. Насколько я поняла, каракули, что я выводила — это что-то вроде заклинания призыва.

— А, понял, — усмехнулся Кудрявый. — Это как призвать демона из другого мира? Только заклинание называется «призыв землянки и ее команды».

— Да ну тебя, я же серьезно! Я ведь еще тем демоном стать могу, когда разозлюсь! — друг поднял руки в примирительном жесте и склонил голову. — Если Ноэлю он сказал, что я нужна для исцеления заразы — логично, что взяли вас. Мы же команда, над лекарством работаем вместе. Другое дело, насколько вероятно такое совпадение, что я при этом настолько сильна, однако сила моя дремлет глубоко и бессовестно, но показывает видения касательно исключительно Вёрджила? И будоражит местный Хавам вопросом — кто мой папа. В смысле, кто силой меня наделил.

Мы глубоко призадумались, но магал испортил веселье, объявив сборы. Меня снова не подпустили к сумкам и даже грязной посуде, словно я переломлюсь, если ополосну свою кружку из бутылки. Но на нет и суда нет. Я скромно дожидалась остальных, в одиночестве восседая на довольном сайнаре. Наевшись шайтаном, которым я его угостила, неблагодарная животинка попукивал так, что задохнуться хотелось. Надо бы предупредить ребят, чтобы под нами не летели, а то мало ли… Несварение желудка или еще что. Я ведь как-то не подумала, что сайнары, возможно, шайтанов не кушают. Сказать Ноэлю или не сказать?

Заметив налитые тьмой глаза решила, что пусть лучше магал сам разбирается. Сделаю вид, что я не причастна. К тому же, я ему в клюв жареного шайтана силой не засовывала. Можно сказать, что просто рядом прогуливалась, а он его с доски смахнул…

Но то ли магия такая, то ли совесть проснулась, но когда Ноэль мимо прошел, я как на духу выпалила:

— Я сайнара шайтанчиком покормила и теперь ему, кажется, нехорошо. Сайнару, разумеется. Шайтана, думаю, мы тоже скоро увидим. Ну, то, что от него осталось.

На меня посмотрели очень и очень недобро. Затем засуетился лори Радгал, достал из-за пояса одно из своих зелий, передал магалу, который и засунул это дело в сайнаров клюв. После, когда мы уже поднялись, в воздух и его магальшество соизволило успокоиться, мне тихонечко так сказали:

— Как я уже говорил, сайнары питаются магией.

— Ну ты забыл об этом своему Гордону рассказать. Он склевал мясо за милую плотоядную душу.

— Эту самую милую душу он едва не отправил в Хавам. Не надо, алави. Я люблю Гордона.

Ну хоть кого-то он любит!

Впрочем, совестно стало. Так совестно, что я даже погладила наше летающее средство передвижения по бархатистому боку. Чуть не угробила бедняжечку. То-то мне его отрыжка сразу не понравилась.

— По поводу того, что случилось в лесу…

— Забыли. Не будем вспоминать, — я крепче сжала Ноэля в объятиях и прижалась щекой к его теплой спине. Надо же, додумался сменных рубашек взять. Не так уж и безнадежен, горюшко мое многострадальное!

— Будем. Я постараюсь освободить тебя от этой обременительной связи и найти другие способы защиты. Совсем скоро.

Как-то не понравилось мне подобное заявление. Освободить. Да еще и только меня. Да еще и скоро. Да и от, блин, обременительной видите ли связи! Это он что, бабу какую-то притащить собирается и заняться с ней освобождением меня? А я вот хочу освобождаться? Нет, хочу конечно, но… Но? Софья, ты что, серьезно? В тебе сейчас говорит исключительно магическая привязка. Ты женщина здравая и рассудительная, магал все делает правильно и руководствуется исключительно твоими интересами.

На мои дальнейшие вопросы никто уже не отвечал. Оставалось только скучающе болтать ногами, стараться не распускать руки и вздыхать, наблюдая, как лениво ползет к горизонту рыжий диск солнца, так похожий на волосы Дельсоль. Мне показалось на миг, что в очертаниях дрожащего зарева мелькнула хитрая улыбка богини. Странная она какая-то. Не от мира сего. И богиня, и улыбка ее. И вспоминаются мне цыганские мотивы, блестящие золотые зубы и как меня, напевая «ай-на-нэ» чуть не уволокли в табор. Или на органы продать, или попрошайкой сделать. Было мне тогда лет пять, наверное. Но ту цыганку с золотым зубом как сейчас помню. Может, не стоит мне идти в этот храм? Может, правы ребята в своих опасениях?

И только я уже решила, что не пойду, как случилось нечто, мою решимость поколебавшее. Мы начали опускаться, когда небосвод стремительно темнел. Лиловые краски сменились грифельно-угольными с блестками звезд, которые, впрочем, размазывались серебристыми нитями от стремительного снижения. Мы так неслись к земле, словно на собеседование опаздывали. Как оказалось позднее — кое-кому действительно не терпелось скорее приземлиться, потому и неслись.