Александр Блок

Еще недавно он называл ее «звездой мечтаний нежных» и видел в ней прекрасный образ своей Музы; ему казалось: в ней воплотилось его видение Снежной Девы, таинственной Незнакомки. Так же пели ее шелка, так же узка была ее осыпанная кольцами рука; и те же дали открывались за ее вуалью («Вот явилась. Заслонила»). Но вот в шелесте ее шелков он услыхал шипение змеи и в «рыжем сумраке» глаз подглядел «змеиную неверность». Любовь его превратилась в страсть, прикоснувшись к скользкой и холодной чешуе; возлюбленная несла ему блаженство гибели:

Вползи ко мне змеей ползучей,В глухую полночь оглуши.Устами томными замучай,Косою черной задуши.

Змея становится образом-символом этой испепеляющей страсти:

Надо мной ты в своем покрывале,С исцеляющим жалом — змея.

Снежная Дева полюбила «непостижимый» город Петербург, закружилась метелью на русских просторах, изошла в тоске народной песни. Кто она? Чьи это песни? Чья это пляска?

…Каким это светомТы дразнишь и манишь?В кружении этомКогда ты устанешь?

Чьи песни? И звуки?Чего я боюсь?Щемящие звукиИ — вольная Русь?

И конец:

И странным сияньем сияют черты…Удалая пляска! О, песня! О, удаль! О, гибель! О, маска!..Гармоника — ты?

Так подготовляется переход к слиянию образа «коварной, неверной возлюбленной» с буйной, хмельной, цыганской Россией. Одно из совершеннейших созданий Блока— неистовая, исступленная, разудалая плясовая «Гармоника».

Гармоника, гармоника!Эй, пой, визжи и жги!Эй, желтенькие лютики,Весенние цветки!

Неверная, лукавая,Коварная, — пляши!И будь навек отравоюРастраченной души!С ума сойду, сойду с ума,Безумствуя люблю,Что вся ты — ночь, и вся ты — тьма,И вся ты — во хмелю…Что душу отняла мою,Отравой извела,Что о тебе, тебе пою,И песням нет числа!..

Волшебство этого напева, «разносимого вьюгой», срывающегося, задыхающегося, уносящего, — не имеет себе равных.

Змея, шуршащая черными шелками, наездница с «тонким и оскорбительным бичом», «неверная, лукавая, коварная», исчезают в вихре, подхватившем вольную и дерзкую цыганку. И пляшет она, и визжит, и сводит с ума, — но какой простор вокруг, какие дали открываются за очерченным ею кругом:

Щемящие звукиИ вольная Русь.

И нет уже больше унижения раба «у шлейфа черного», нет тюрьмы безысходной страсти. В злой красоте и жестокой нежности открывается лицо родины; и про нее тоже поэт скажет:

И вся ты — ночь, и вся ты тьма,И вся ты — во хмелю.И ее тоже он «безумствуя любит».

Вознесение несчастной страсти к женщине на высоту мистической любви к родине— великая духовная победа Блока. Снежная Дева завлекала, уводила его в смерть.

Ведет — и вижу: глубина,Гранитом темным сжатая.Течет она, поет она,Зовет она, проклятая.

От искушения самоубийства поэт бежит в поля, на русские дороги, по которым бредут такие же, как он, бездомные и несчастные странники… Новым светом загорается сердце; тают снега и уходят метели: перед ним земля в блеске весны. В торжественных стихах он празднует свое возвращение к жизни:

О, весна без конца и без краю —Без конца и без краю мечта!Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!И приветствую звоном щита!Принимаю пустынные весиИ колодцы твоих городов!Осветленный простор поднебесийИ томления рабьих трудов!

И конец:

И смотрю и вражду измеряю,Ненавидя, кляня и любя:За мученья, за гибель — я знаю —Все равно: принимаю тебя!

Стихотворение это было написано 24 октября 1907 года, это важная дата в жизни Блока — начало выхода из «лирического одиночества» на простор «народности» и «гражданственности». В цикл «Фаина» поэт включил впоследствии несколько стихотворений 1908 года; в них— эпилог романа со «Снежной Девой». Заключительные стихи — холодны и беспощадны: