Александр Блок

…Теперь проходит предо мноюТвоя развенчанная тень…С благоволеньем? Иль с укором?Иль ненавидя, мстя, скорбя?Иль хочешь быть мне приговором?Не знаю: я забыл тебя.(20 нояб. 1908)

В третий отдел «Вольные мысли» входят четыре небольшие поэмы, написанные спокойным, медлительным пятистопным ямбом без рифм. После лирических вихрей «Снежной маски» и «Фаины» — высокий лад эпического рассказа, неторопливые наблюдения, тихие мысли, длинные описания. Это — отдых после бури: из круга душевности выход в ясный, прохладный мир озер, сосен, дюн. Романтик учится у Пушкина простоте, мере, спокойной мудрости; он превращается в моряка северных морей, с загорелым и обветренным лицом:

Моя душа проста. Соленый ветерМорей и смольный дух сосны

Ее питал. И в ней — все те же знаки,Что на моем обветренном лице.И я прекрасен — нищей красотойЗыбучих дюн и северных морей.

Это не придумано. Соль северных морей действительно была в крови Блока — древнее наследие его германских предков. Недаром В. Н. Княжнин подметил в наружности поэта сходство с «иностранцем-моряком, рожденным в Дюнкирхене или на Гельголанде».

Стать простым, здоровым человеком, принимать жизнь бездумно, радостно — вечная мечта романтика. Поэт проходит вдоль ипподрома: на его глазах убивается насмерть желтый жокей; он лежит, раскинув руки, с лицом, обращенным к небу: «Так хорошо и вольно умереть»…

В другой вечер он идет по набережной: рабочие возят с барок дрова; раздаются крики: «Упал! Упал!» Из воды вытаскивают утопленника… Как проста смерть… Поэт восклицает:

Сердце!Ты будь вожатаем моим. И смертьС улыбкой наблюдай……………….

…ХочуВсегда смотреть в глаза людские,И пить вино и женщин целовать………………….И песни петь! И слушать в мире ветер!(«О смерти»)

Мечтатель тоскует по «реализму». Ему, как черту Ивана Карамазова, хотелось бы воплотиться в «семипудовую купчиху». И жить, как все, без сложных чувств и поэтических иллюзий. В Шуваловском парке он видит на скамейке «тоскующую девушку»; уже звучит в его душе лирическая тема о печальной и гордой красавице. Но к «незнакомке» подходит затянутый в китель офицер «с вихляющимся задом» и протяжно ее чмокает. Жизнь учит иронии:

Я хохочу. Взбегаю вверх. БросаюВ них шишками, песком, визжу, пляшуСреди могил— незримый и высокий…

С улыбкой наблюдать смерть; хохотом встречать человеческую любовь; лечить страсть иронией… А придя домой, он находит на столе «письмо трагической актрисы»:

«Я вся усталая… Я вся больная.Цветы меня не радуют. Пишите…Простите и сожгите этот бред…»И томные слова… И длинный почерк.Усталый, как ее усталый шлейф…

То, что еще так недавно переживалось трагически, теперь стало смешным… Совсем не «Снежная Дева» — а попросту изломанная декадентская актриса («Над озером»).

Забыть черные петербургские ночи, стать матросом на Северном море, выйти на моторной лодке «в просторную ласкающую соль» и увидеть в голубом тумане красавицу — морскую яхту под всеми парусами с драгоценным камнем фонаря на тонкой мачте («В Северном море»). А вернувшись на берег, встретить на откосе женщину с глазами рыжими от солнца и песка.

Пришла. Скрестила свой звериный взглядС моим звериным взглядом… Засмеялась.………………

Я гнал ее далеко. ИсцарапалЛицо о хвои, окровавил рукиИ платье изорвал. Кричал и гналЕе, как зверя; вновь кричал и звал…Потом, задыхаясь, он упал на песок и думал:Сегодня ночьИ завтра ночь. Я не уйду отсюда,Пока не затравлю ее, как зверя…(«В дюнах»)

«Вольные мысли» об упрощении и «натуральной жизни» не заражают своим мажорным тоном. Не верится в эту «натуральность».