Читаем Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1 полностью

поэзии А. А.: он умел выговорить в стихах свою цент­

ральную, нутряную, почти словами не выразимую ноту.

Я более владел прозою, в стихах же не умел коснуться

того, что составляло центральную ось моих внутренних

устремлений. В невыраженной части своей души я был

несравненно ближе к теме стихов А. А., чем в выражен­

ной: все эти бёклиновские кентавры и фавны, с которы­

ми я выступал, не удовлетворяли меня самого как

п о э т а , — они были выражением внешней лирической зы­

би, а не внутреннего динамизма творческих устремлений

моих.

Весною 1903 года обрывается наша переписка: А. А.

уезжает в Бад-Наугейм. Я держу государственные эк­

замены. В конце мая умирает отец. Эта кончина, нерв­

ное переутомление после экзаменов ослабляют меня:

я чувствую, что просто не соберусь с силами ехать на

222

свадьбу А. А. Пишу А. А. об этом. Первая половина

июня окрашивается для меня «блоковскими» темами.

В день похорон отца ко мне пришел знакомиться покой­

ный теперь писатель Л. Д. Семенов (впоследствии рево­

люционер, добролюбовец, тогда студент-монархист еще,

поэт, захваченный в круг тем, обсуждавшихся «Новым

путем», и еще более в круг тем, связанных с поэзией

Блока). Он писал стихи, подражая Блоку. Мы много

говорили на темы поэзии А. А. и о самом А. А., с ко­

торым Семенов был лично знаком. Мы совершали частые

прогулки к Новодевичьему монастырю, посещали моги­

лы отца, Вл. Соловьева, супругов Соловьевых. Средь

летней задумчивой обстановки звучали темы стихотворе­

ния А. А., написанного несколько позднее:

У забытых могил пробивалась трава,

Мы забыли вчера. И забыли слова,

И настала кругом тишина...

Разговоры о вечности среди тишины могил опять-таки

по-новому вызывали звук поэзии Блока. Я смотрел на

Новодевичий монастырь глазами уже мною написанной

«Симфонии». Мы обходили могилы; задумывались о бу­

дущем:

Где впервые в мои восковые черты

Отдаленною жизнью повеяла ты,

Пробиваясь могильной травой... 40

Л. Д. Семенову я глубоко благодарен за эти две-три

проведенных вместе московских недели. Скоро я уехал

в деревню.

Помнится, осенью я получил письмо от С. М. Со­

ловьева, тогда только что вернувшегося со свадьбы А. А.,

письмо, из которого я мог лишь понять, что он чем-то

потрясен и радостно взволнован. По возвращении в

Москву в конце сентября 1903 года я так и не узнал

от С. М. подробностей этой свадьбы. Я понял только, что

весь строй переживаний С. М. скорее напоминал настрое­

ние человека, только что посвященного в мистерию, чем

настроение шафера, возвращавшегося со свадьбы. По его

словам, природа Шахматова и Боблова (имения Менде­

леевых), и погода, и свадебный о б р я д , — все было прони­

зано какою-то необычайною, непередаваемою атмосфе­

р о ю , — и прозвучал звук эпохи, над которым мы медити­

ровали 41. Можно сказать, что именно в это время я

менее всего был расположен вникать во все эти подроб-

223

ности, по я понял одно — что свадьба А. А. Блока не

есть обывательщина, а какой-то подход к разрешению

нами поставленных задач: соловьевство и тут присутство­

вало. Я видел в С. М. Соловьеве того времени какую-то

особенную преданность всему семейству Блоков — ему,

его матери, его жене. Он описывал мне всех персонажей

этого бракосочетания, обычно меняя тон, переходя от

серьезнейших задушевных нот к ему свойственному

юмору, изображая в лицах старика Менделеева, его

жену Анну Ивановну, Любовь Дмитриевну, жену поэта,

самого А. А.; помнится мне, его особенно поразил один

из шаферов отношением к обряду и теми разговорами,

которые он вел с ним. Он был «наш», т. е., по тогдаш­

нему жаргону, посвящен в эзотеризм наших восприятий

действительности, человеком Третьего Завета и, стало

быть, убежденным теократом. По словам С. М. Соловье­

ва, он не только понимал неописуемое настроение шахма-

товских дней лета 1903 года, но понимал то, что нам не­

понятно. С. М. Соловьева поразило то обстоятельство,

что этот молодой человек, как кажется, только что окон­

чивший университет, поляк и католик, должен был ехать

навсегда в Польшу, чтобы поступить там в какой-то мо­

настырь. Это был граф Развадовский. С. М. говорил мне,

что у него какой-то особый религиозный культ восходя­

щей звезды. Поиски этой «звезды» и повели его в мона­

стырь. И А. А. писал мне приблизительно в это время

следующее о графе Развадовском: «Милый и дорогой

Борис Николаевич. Осень озолотила и прошла. В ту ми­

нуту, как я пишу Вам запоздалый ответ, может быть,

один «из нас» (не нас с Вами, а нас нескольких, «пре­

данных Испанской Звезде» 42) идет по австрийской доро­

ге в священнической рясе. Я не имею никаких данных

утверждать это, а если бы и имел, то не был бы в пра­

ве сообщать об этом даже Вам, но теперь, теряясь в об­

ласти предположений, хочу известить о них непременно.

Вы могли слышать об этом странном человеке от Сергея

Соловьева. Лично у нас с ним как-то (даже когда-то,

хотя я не знаю, когда) нечто перекликнулось большое,

потерявшееся потом «в лазурном безмирном своде» 43.

Характерно: фамилия этого графа Развадовского толь­

ко раз всплыла на внешнем разговоре с А. А. — именно

в последнем, когда весной этого года, перед отъездом

в Москву, А. А. был у меня с Р. В. Ивановым и

Перейти на страницу:

Все книги серии Серия литературных мемуаров

Ставка — жизнь.  Владимир Маяковский и его круг.
Ставка — жизнь. Владимир Маяковский и его круг.

Ни один писатель не был столь неразрывно связан с русской революцией, как Владимир Маяковский. В борьбе за новое общество принимало участие целое поколение людей, выросших на всепоглощающей идее революции. К этому поколению принадлежали Лили и Осип Брик. Невозможно говорить о Маяковском, не говоря о них, и наоборот. В 20-е годы союз Брики — Маяковский стал воплощением политического и эстетического авангарда — и новой авангардистской морали. Маяковский был первом поэтом революции, Осип — одним из ведущих идеологов в сфере культуры, а Лили с ее эмансипированными взглядами на любовь — символом современной женщины.Книга Б. Янгфельдта рассказывает не только об этом овеянном легендами любовном и дружеском союзе, но и о других людях, окружавших Маяковского, чьи судьбы были неразрывно связаны с той героической и трагической эпохой. Она рассказывает о водовороте политических, литературных и личных страстей, который для многих из них оказался гибельным. В книге, проиллюстрированной большим количеством редких фотографий, использованы не известные до сих пор документы из личного архива Л. Ю. Брик и архива британской госбезопасности.

Бенгт Янгфельдт

Биографии и Мемуары / Публицистика / Языкознание / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии