Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 1

страняющие запах духов. Второе, что меня поразило в

231

A. A . , — это здоровый цвет лица, крепость и статность

всей фигуры: он имел в себе нечто от военного, а может

быть, и от «доброго м олодца». Упругость и твердая сдер­

жанность всех движений несколько контрастировали

с застенчиво улыбающимся лицом, чуть-чуть склонен­

ным ко мне, и большими, прекрасными голубыми гла­

зами. Лицо это показалось мне уже знакомым, где-то

виданным *. Так первое впечатление от облика А. А.

вызвало в душе вопрос: «Где я видел его?» Казалось

бы, я должен ответить себе: «Да, конечно, я его духов­

но видел в стихах, в нашей с ним переписке...» Но имен­

но этого-то и не было: образ, возникающий из стихов,

ассоциировался во мне с другим образом: я почему-то

духовно видел А. А. не таким: маленького роста, с бо­

лезненным, бледно-белым, большим, тяжелым лицом,

с большим туловищем, небольшими тяжелыми ногами,

в сюртуке, не гармонировавшем с его движениями, очень

молчаливым и не улыбающимся, с плотно сжатыми губа­

ми и с пристальными небольшими синими глазами; и,

разумеется, я видел А. А. с гладкими, будто прилизан­

ными волосами, зачесанными назад. Не то чтобы я ду­

мал, что он такой. Н е т , — просто этот образ вставал как

невольная внешняя ассоциация, сопровождавшая все

мысли мои о Блоке. А эта курчавая шапка густых, чуть-

чуть рыжеватого оттенка волос, этот большой интеллек­

туальный лоб, улыбающиеся так открыто и так привет­

ливо губы, и глаза, глядящие с детской доверчивостью

не вдаль, а вблизь и несколько сконфуженно, рост, стат­

н о с т ь , — все не соответствовало Блоку, жившему в вооб­

ражении, Блоку, с которым я обменялся уже рядом

писем на интимнейшие темы, Блоку, приславшему мне та­

кую воистину братскую записку после кончины Соловье­

вых 49. Признаюсь — впечатление внешнего облика, не

соответствовавшего «фиктивному» облику, меня застало

врасплох. Нечто даже подобное разочарованию поймал

я в своей душе и оттого еще больше переконфузился

и быстро принялся приветствовать гостя и его супругу,

несколько суетясь, путаясь в движениях, заговаривая

зубы собственному своему впечатлению, которое было

тотчас же замечено А. А . , — оттого он стал ласково лю-

* Впоследствии я не раз говорил А. А., что в выражении его

лица было что-то от Гауптмана. Это сходство с Гауптманом впо­

следствии не поражало меня. ( Примеч. А. Белого. )

232

безным, но, как мне кажется, тоже внутренно смутился.

Произошла какая-то заминка в первой нашей с ним

встрече, в передней. И с этой заминкой мы прошли и

гостиную, все втроем, где я, кажется, познакомил А. А.

с моей матерью, которая очень любила его стихи и еще

больше его письма ко мне; некоторые из них я ей пока­

зывал. Помнится, меня поразила та чуткость, с которой

А. А. воспринял неуловимое впечатление, им во мне

оставленное, то есть смесь радости, смущенности, неко­

торой настороженности, любопытства ко всей его лич­

ности, вплоть до движения его рук, до движения кончи­

ков его улыбающегося рта, до морщинок около смеющих­

ся глаз его, с мороза покрасневшего и слегка обветрен­

ного лица. Это неуловимое настроение с неуловимой

быстротой передалось и ему, отчего вся его статная,

крупная фигура, с уверенными и несколько сдерживае­

мыми движениями приобрела какую-то мешковатость.

Он как-то внутренно затоптался на месте и, в свою оче­

редь, с выжидательно-любопытной улыбкой точно ждал

от меня, я не знаю чего, слов ли, жестов ли, полной ли

непринужденности или разрешения моего взволнованно­

го, несколько взвинченного настроения, вызванного на­

шей встречей. Помнится, мы сидели друг перед другом

в старых, уже несколько потрепанных креслах в нашей

оливковой гостиной, цвет которой я описал в первой

главе первого тома моей «Эпопеи» (кресла сохранились

в нашей гостиной от времени моего младенчества).

В этих же креслах лет за четырнадцать перед тем, пом­

ню, сидел дед А. А., Андрей Николаевич Бекетов (быв­

ший ректор Петербургского университета), седой, бла­

гообразный, бодрый старик, с длинной бородой и падаю­

щими на плечи сединами, а я сидел на его коленях, и

он гладил мою голову.

Помню я этот морозный январский день, и лучи

солнца, падавшие в гостиную, и эту солнцем освещен­

ную, слегка склоненную набок голову, и эти голубые,

большие, не то недоумевающие, не то испытующие, но

добрые, добрые глаза, и локти рук, упирающиеся в старое

кресло, и слегка дрожавшую правую руку, зажавшую па­

пиросу, и голубоватые дымные струйки.

Я не помню слов, которыми мы обменялись. Помню

лишь, что мы говорили об очень внешних вещах: о пу­

тешествии А. А. в Москву, о том, сколько А. А. думает

здесь погостить, о Мережковском, Брюсове, «Скорпионе»

233

и о том, что нам следовало бы о многом поговорить.

Едва ли мы не заговорили о погоде, но это вышло

слишком «визитно», и мы все втроем — А. А., я и Л. Д.

вдруг откровенно улыбнулись этому визитному тону и

заговорили о том, как трудно отделаться от внешних

слов и заговорить по-настоящему. И действительно, нам

с А. А. было трудно сразу взять настоящий тон по от­

ношению друг к другу. Вероятно, у А. А. был ряд мыс­

лей обо мне, в связи с письмами к нему, стихами и