Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

Блок растерялся и не сразу нашел, что сказать... Ми­

нуту спустя он произнес задумчиво:

— А ведь вы, пожалуй, правы, Роза Васильевна!

Внешность обманчива. Не следует слишком верить своим,

даже самым горячим, иллюзиям. И, во всяком случае,

надо расплачиваться за них сполна.

И отошел от нее, уже улыбаясь.

* * *

Блок возвращался домой всегда пешком. Нам было по

дороге, и я часто сопутствовал ему. Это вошло в привыч­

ку. Если кому-нибудь из нас приходилось задержаться в

издательстве, мы поджидали друг друга на широком под­

оконнике лестницы.

Обычно мы шли молча, обмениваясь редкими репли­

ками, и все же каждый раз я уносил впечатление содер­

жательной беседы — до того меткими и своеобразными

были эти краткие блоковские замечания. По природе

своей, тем более в ту эпоху, Блок был молчалив и

не любил длинных монологов.

Однажды — это было в холодный сентябрьский день —

мы шли не спеша под старыми липами, мимо Инженер­

ного замка. Тяжелая стынущая вода окованной в гранит

Фонтанки чуть колыхала пустое синеватое небо. Полу­

затопленные баржи, давно уже брошенные без призора,

преграждали ее сонное течение. Желтые листья медлен­

но плыли мимо нас. Дикая трава буйно росла между

булыжниками запущенной набережной. Выломанные

местами звенья чугунной решетки лежали у нас на

пути.

Блок остановился и снял шляпу. Вечернее солнце тро­

нуло его выцветающие, но все еще вьющиеся волосы.

— Люблю я это м е с т о , — сказал он тихо, как бы са­

мому с е б е . — Вот дичает город, скоро совсем зарастет

травой, от этого будет у него какая-то особая красота.

Сейчас за ним никто не смотрит, и развалины здесь на

каждом шагу. Но разве вам грустно при виде этих руин?

Вижу, что н е т , — и это совершенно справедливо. За руи­

нами всегда новая жизнь. Старое должно зарасти травой.

И будет на этом месте новый город. Как хотелось бы мне

его увидеть!

Однажды он остановился возле каменного спуска к

воде и долго следил за одним из уличных мальчуганов.

206

Мальчик поджидал проплывавшие мимо доски и ловким

размахом кидал в них большой гвоздь, привязанный к

длинной бечевке. Так ловил он посылаемые судьбой

дрова.

— Никогда не думал, что это такое увлекательное за­

нятие! Целый день на ветру, в сырости, а потом дома

мать подкладывает в печурку эти щепки, и от них встает

огонь, согревающий мысли и тело. Хорошо! — сказал

Александр Александрович после долгой паузы. — Вообще

хорошо уставать только после работы, после настоящего

труда, за которым есть какая-то цель.

И добавил, опять помолчав:

— Люди будущего будут счастливее н а с . . . — И усмех­

нулся ясно и просто, совершенно так же, как и взгля­

нувший на нас мальчик.

Мы мало говорили на литературные темы. Блок, ка­

залось, избегал их. Но одна беседа о поэзии мне запо­

мнилась. Было это после какого-то очередного спора с

поэтами-акмеистами. Александр Александрович вышел

взволнованный и несколько раздраженный. По обыкнове­

нию, он старался не показать этого, но его настроение

невольно прорывалось в жестах, в походке. Наконец он

не выдержал.

— Неужели они и в самом деле думают, что стихо­

творение можно взвесить, расчленить, проверить хими­

чески?

— Они уверены в этом.

— Удивительно! Как удобно и просто жить с таким

сознанием! А я вот никогда не мог после первых двух

строк увидеть, что будет дальше... То есть, конечно, не

совсем т а к , — добавил он тут же с непривычной торопли­

в о с т ь ю . — Когда меня неотступно преследует определен­

ная мысль, я мучительно ищу того звучания, в которое

она должна облечься. И в конце концов слышу опреде­

ленную мелодию. И тогда только приходят слова. Нужно

следить за тем, чтобы они точно ложились на интонацию,

ничем не противоречили ей. Всякое стихотворение преж­

де всего — мысль. Без мысли нет творчества. И для меня

она почему-то прежде всего воплощается в форме какого-

то звучания 5. Я, очевидно, неудавшийся музыкант. Но

только моя музыка не в отвлеченных звуках, а в интона­

циях человеческого голоса. А о н и , — Блок кивнул куда-то

в сторону резким поворотом г о л о в ы , — они убеждены в

том, что тему будущих стихов можно поставить перед

207

собой заранее и решить ее, как шахматную задачу. Нет,

нет! Я не завидую им. Значит, от них навсегда закрыто

то, что единственно и делает стихи стихами. Я сказал

«делает». Это не так. Не то слово. Стихи нельзя «делать».

Их надо прожить. Лучшее в них — от жизни, и только

от нее. Остальное умирает, и его не жалко. Настоящие

стихи идут только от того, что действительно было, про­

шло через сознание, сердце, печень, если хотите. И вооб­

ще надо писать только те стихи, которых нельзя не на­

писать. Да и, конечно, возможно меньше говорить о них...

За два года моего общения с Александром Александ­

ровичем мы неоднократно возвращались к этой теме, и

каждый раз он говорил примерно то же самое:

— Писать только о том, чего нельзя не написать.

Простая истина. Но как трудно было дойти до нее! Если

бы я когда-нибудь вернулся к стихам, я хотел бы гово­

рить в них то, что понятно и что нужно другим, а

не только мне самому.

— А разве вы сейчас не пишете стихов?

— Почти ничего. Я только слушаю их. В себе. Но они