Александр Блок в воспоминаниях современников. Том 2

ское кладбище. Мне хотелось отыскать могилу Блока *.

Найти ее удалось не без труда. Вся она заросла густой

сорной травой. На ее холмике лежали увядшие стебли

кем-то принесенных цветов.

Я присел на соседней плите. Тишина обступила меня.

Но в ней не было ничего, что говорило бы о разрушении,

о смерти. В ветках низко нависших берез неумолчно вози­

лись птицы. Тусклое солнце медленно опускалось где-то

над Финским заливом. Вечерние мошки весело толклись

в его последних лучах. Тянуло сыроватым туманом с со­

седнего луга. А над взморьем плыли облака, похожие на

сказочную лебединую стаю.

Белый, чуть покосившийся крест весь был исписан

именами посетителей и стихотворными строчками. Среди

них нашел я цитату из юношеских стихов Блока. Посте­

пенно припоминая, я восстановил в памяти все это сти­

хотворение. И когда мысленно поставил в нем вместо ро­

мантического отвлеченного «ты» понятие «Родина», образ

Блока-лирика озарился для меня, впервые, небывалым

светом:

Когда я уйду на покой от времен,

Уйду от хулы и похвал,

Ты вспомни ту нежность, тот ласковый сон,

Которым я цвел и дышал.

Я знаю, не вспомнишь Ты, Светлая, зла,

Которое билось во мне,

Когда подходила Ты, стройно-бела,

Как лебедь, к моей глубине.

Ты вспомнишь, когда я уйду на покой,

Исчезну за синей ч е р т о й , —

Одну только песню, что пел я с Тобой,

Что Ты повторяла за мной.

* Ныне прах А. А. Блока перенесен на Литераторские мостки

Волкова кладбища в Ленинграде. ( Примеч. Вс. Рождественского. )

218

КОРНЕЙ ЧУКОВСКИЙ

АЛЕКСАНДР БЛОК

1

Всякий раз, когда я перелистываю его стихотворные

сборники, у меня возникает множество мелких, стариков­

ских, никому, должно быть, не нужных, бытовых воспо­

минаний о нем.

Читая, например, его знаменитые строки:

Ночь, улица, фонарь, а п т е к а , —

я вспоминаю петербургскую аптеку, принадлежавшую

провизору Винникову, на Офицерской улице, невдалеке

от канала Пряжки. Мимо этой аптеки Александр Алек­

сандрович проходил и проезжал каждый день, порою по

нескольку раз. Она была по пути к его дому и в его

«Плясках смерти» упоминается дважды.

Помню, что в тех же «Плясках смерти» под видом

живого покойника частично выведен наш общий знако­

мый Аркадий Руманов, талантливо симулировавший

надрывную искренность и размашистую поэтичность

души.

Я помню, что тот «паноптикум печальный», который

упоминается в блоковской «Клеопатре», находился на

Невском, в доме № 86, близ Литейного, и что больше

полувека назад, в декабре, я увидел там Александра

Александровича, и меня удивило, как понуро и мрачно

он стоит возле восковой полулежащей царицы с узенькой

змейкой в руке — с черной резиновой змейкой, которая,

подчиняясь незамысловатой пружине, снова и снова ты­

сячу раз подряд жалит ее голую грудь, к удовольствию

каких-то похабных картузников. Блок смотрел на нее

оцепенело и скорбно.

219

Она лежит в гробу стеклянном,

И не мертва и не жива,

А люди шепчут неустанно

О ней бесстыдные слова.

Читая его пятистопные белые ямбы о северном море,

которые по своей классической образности единственные

в нашей поэзии могут сравниться с пушкинскими, я

вспоминаю тогдашний Сестрорецкий курорт с большим

рестораном у самого берега и ту пузатую, допотопную

моторную лодку, которую сдавал напрокат какой-то по­

луголый татуированный грек и в которую уселись, пройдя

по дощатым мосткам, писатель Георгий Чулков (на­

сколько помню), Зиновий Гржебин (художник, впослед­

ствии издатель «Шиповника») и неотразимо, неправдо­

подобно красивый, в широкой артистической шляпе, за­

горелый и стройный Блок.

В тот вечер он казался (на поверхностный взгляд)

таким победоносно счастливым, в такой гармонии со всем

окружающим, что меня и сейчас удивляют те гневные

строки, которые написаны им под впечатлением этой

поездки:

Чт о сделали из берега морского

Гуляющие модницы и франты?

Наставили столов, дымят, жуют,

Пьют лимонад. Потом бредут по пляжу,

Угрюмо хохоча и заражая

Соленый воздух сплетнями...

Я вспоминаю изображенный в тех же стихах длинный,

протянутый в море, изогнутый мол, на котором действи­

тельно были нацарапаны всевозможные надписи, в том

числе и те, что воспроизводятся в блоковском «Северном

море». Впоследствии я нередко причаливал к этому молу

мою финскую шлюпку, приезжая в Сестрорецк из Куок-

калы, и всякий раз вспоминал стихотворение Блока.

Я часто встречал Александра Александровича там, в

Сестрорецке, а чаще всего в Озерках и в Шувалове, ко­

торые он увековечил в своей «Незнакомке» и в стихотво­

рении «Над озером».

Когда я познакомился с ним, он казался несокрушимо

здоровым — рослый, красногубый, спокойный; и даже

меланхоличность его неторопливой походки, даже тяже­

лая грусть его зеленоватых, неподвижных, задумчивых

глаз не разрушали впечатления юношеской победитель­

ной силы, которое в те далекие годы он всякий раз про-

220

изводил на меня. Буйное цветение молодости чувствова­

лось и в его великолепных кудрях, которые каштановыми

короткими прядями окружали его лоб, как венок. Нико­

гда ни раньше, ни потом я не видел, чтобы от какого-ни­

будь человека так явственно, ощутимо и зримо исходил