Александр дюма из парижа в астрахань свежие впечат (Владимир Ишечкин) / Проза.ру

Вечером, по возвращении домой, граф де Воге решил отдать Биландту одолженный им ятаган, но тот отказался его принять. И Воге отдал ему 20-копеечную монету, чтобы соблюсти русский обычай, запрещающий бесплатно передавать друг другу колющее и режущее оружие. Месье де Биландт велел украсить 20-копеечной монетой приклад своего ружья, а отец месье де Воге заказал Бьяру (Biard) картину, изображающую эту сцену из медвежьей охоты, и портрет графа де Биландта.

Я знал сурового охотника на медведей, который мог, что касается мужества, выступать на равных с Жерарами, Гордонами Каммингами (Cummings), Дегоржами и Вайссьерами. Это был красивый джентльмен 26-28 лет, настоящий герой из романа, внешне изящный и тонкий и скрывающий за нежным обликом изумительную силу; среднего роста, он мог, благодаря прекрасному пропорциональному телосложению, служить моделью скульптору; цвет его лица был живой и горячий; его глаза, по-женски ласковые, временами, когда оживлялись, приобретали испепеляюще гордое выражение, по моим наблюдениям, присущее только им; его лицо, наконец, совершенный овал, обрамляли темно-русые волосы и более теплых оттенков бакенбарды. Это был сын адмирала русской службы, и сам он служил в кирасирском полку императорской гвардии. Звали его Гамильтон.

Охотничья страсть иногда заставляла Гамильтона пренебрегать исполнением своих воинских обязанностей в полку. Но прекрасный характер, мягкий и твердый одновременно, принуждал не только товарищей, но и командиров настолько любить его, что каждый, казалось, решил держать в тайне его нарушения дисциплины, и спасать его от наказаний, что он на себя навлекал.

Атлетическая сила, которой был одарен Гамильтон, и которую так хорошо скрадывала нежная внешность, позволяла ему не опасаться усталости, тогда как его мужество искало для него встречи со всеми возможными опасностями.

Его ловкость была не менее замечательной, чем его сила и мужество; его рука была твердой, глаз верным; идя на кабана и медведя, в которых за жизнь не сделал ни одного двойного выстрела, он не стрелял ничего, за исключением рыси, если начинать от болотного кулика и заканчивать лосем.

В конце концов, он перестал  охотиться на крупных животных с ружьем, атаковал их грудь против груди, в частности, медведя - единственного во всей Европе, как говаривал он, действительно достойного его противника.

Обычным театром его охотничьих подвигов была Олонецкая губерния, места близ Ладожского озера, в 50-60 верстах от Санкт-Петербурга. В самом деле, там простираются безбрежные леса, через которые не пробито ни одной дороги и которые не только не обследованы служащими лесного ведомства, но там не ступала еще нога человека. Эти дебри служат надежным укрытием волкам, медведям, лосям, и, как в лесах Hового Света, туда рискуют сунуться только с буссолью в руке. Но Гамильтон больше пользовался не буссолью, а ружьем; он обладал зрением, слухом и обонянием дикаря, инстинктом и проницательностью могикана. Это помогало ему распознавать четыре стороны света по наклону и виду деревьев, ветви которых всегда сильнее, гуще и больше покрыты листвой с южной стороны.

Никто как он не угадывал, в какой именно день появился след на снегу, тронув его пальцем; по плотности или податливости снега он мог сказать, давний или свежий след, и мог сказать с точностью до получаса, в какое время дня или ночи оставлен этот отпечаток.

Когда он уезжал, никто не знал ни дня, ни часа возвращения нашего охотника, даже он сам. Иногда он отсутствовал две-три недели и месяц, блуждая в лесу, вдали от всякого жилья, не имея другой крыши над головой, кроме мглистого или ледяного небесного свода, другой постели, кроме cнeга. на котором он спал, завернувшись в свою шубу; так что эти охотничьи вылазки становились настоящими экспедициями, предпринимаемыми в сопровождении собак и только двоих крестьян. Правда, оба крестьянина, преданные и верные компаньоны, были испытаны на мужество и выносливость; если нередко они выручали друг друга в минуты опасности, если часто сеньор был обязан своим спасением крестьянам, или крестьяне - сеньору, как и друг другу, то это их соединяло навсегда. Один из них особенно отличался такой необыкновенной силой, что, когда медведь бывал добыт, каким бы огромным он ни был, и освежеван на месте, он скатывал совсем свежую шкуру, иной раз весом до 100 фунтов, в свернутом виде бросал ее себе на плечо и, прибавив эту новую ношу к своему охотничьему багажу, скользил по снегу на полозьях, приспособленных к ногам, так же легко, как если бы не был нагружен.