Александр II и Наполеон III. Несостоявшийся союз (1856–1870)

<…> «Характер императора Александра II имеет, на мой взгляд, нечто общее с характером короля Людовика XVI – та же доброта, та же порядочность, те же благородные намерения и такой же недостаток энергии. Продолжая данное сравнение, можно безошибочно утверждать, что Россия вступила в свой 1787 год. Пусть же, Господь убережет ее от года 1793-го! (выделено мною. – П.Ч.)

[780].

Я знаю здесь людей, которые предвидят именно такую перспективу и которые со страхом вспоминают об ужасных примерах свирепости русского крестьянина, выведенного из состояния присущей ему обычно апатии. Я знаю собственников, которые недавно заложили все свое имущество, поместив вырученные средства за границей. Я сообщаю здесь об этих ужасах не с тем, чтобы их оправдать. Но какова бы ни была приготовляемая [в настоящее время] будущность этой страны, я позволю себе, господин граф, сделать общее заключение из всего вышесказанного и надеюсь на ваше снисхождение»[781]

<…>.

Боден укрепляется в своем ранее сделанном выводе о том, что в любом случае «находящаяся на переломном моменте [своей истории] Россия… на долгие годы входит в эру сугубо внутренних, можно сказать, домашних забот, которые поглотят все ее внимание. На протяжении этого кризиса иностранные правительства могут особенно не беспокоиться по поводу активности внешней политики России». Правда, Боден тут же поспешил скорректировать свой же собственный вывод. «Я рискую высказывать это мнение со всеми возможными оговорками, – отметил он в своем донесении. – После всего лишь года с небольшим пребывания в стране довольно трудно быть уверенным в надежности прогнозов относительно того будущего, которое ожидает Россию»[782].

1 декабря 1857 г. в Петербург прибыл новый поверенный в делах Франции маркиз де Шаторенар, которому Боден передал руководство дипломатической миссией и ввел его в курс текущих дел. Шаторенар, со своей стороны, сообщил Бодену, что в Париже принято, наконец, решение о направлении ко двору Александра II постоянного посла – герцога де Монтебелло, который должен приступить к своим обязанностям предстоящей весной. В ожидании его прибытия французские дипломаты продолжали внимательно следить за развитием событий в России. Судя по их содержанию, первые депеши Шаторенара из Петербурга, – по крайней мере, те, где рассматривался ход крестьянской реформы, – были составлены Боденом, который вскоре получил новое назначение и покинул Петербург.

Тем временем с наступлением нового, 1858 года, продвижение реформы несколько оживилось. Стал проясняться и расклад сил – сторонников и противников освобождения крестьян. Вот что писал по этому поводу маркиз Шаторенар в депеше графу Валевскому:

<…> «В этом вопросе отчетливо проявились три партии: партия ретроградов, которая не желает и слышать об отмене крепостного рабства и выступает за сохранение статус кво; партия умеренных, которая выступает за осторожные и спокойные реформы; прогрессивная партия, которая желает все реорганизовать и намерена воспользоваться освобождением крестьян для введения [в стране] конституционного правления.

Кажется, приверженцы партии ретроградов недалеки от того, чтобы принять, то ли от досады, то ли в надежде напугать правительство, программу прогрессивной партии; многие из них говорят довольно открыто, что поскольку правительство встало на путь освобождения [крестьян], то начать оно должно с освобождения самого дворянства, дав ему политические права взамен утраты материальных, которые готовятся отменить.

<…> Этот оппозиционный дух, свойственный как экзальтированным [прогрессистам], так и ретроградам, должен, как меня уверяют, проявиться на собрании, которое будет иметь место по случаю выборов [предводителя петербургского дворянства]. Недовольные разработали проект, резко критикующий нынешнего предводителя [дворянства] Санкт-Петербурга графа Шувалова, упрекая его в том, что он действовал, не советуясь с ними, когда просил императора начать освобождение крепостных с Петербургской губернии; они надеются побудить его подать в отставку… <…>

Те же тенденции, только еще более сильно, проявляются в Москве. Оппозиция тамошнего дворянства до сих пор не давала возможности подготовить императорский рескрипт. Однако правительство, судя по всему, не склонно всерьез считаться с этой оппозицией; оно только что распространило меры по отмене крепостного рабства на Нижегородскую губернию, и, как уверяют, это сделано по просьбе крайне незначительного числа нижегородских дворян…»[783] <…>.