Проблема, стоявшая перед Александром в тот момент, была значительно более обширной. В высших областях политической жизни страны, на вершине государственного здания империи не было коллегиальных учреждений, кроме Правительствующего сената и Государственного совета. Но роль Правительствующего сената сводилась лишь к высшим судебным функциям, а Государственный совет, состоявший из великих князей, высших сановников и должностных лиц, если и пользовался высоким правом составления законов, то, по положению своему, не обладал достаточной независимостью в области законодательной инициативы и правом выносить окончательные решения. Он был только послушным помощником царя-самодержца, высшего законодателя, и мнения Государственного совета, будучи необязательными для царя, санкционировались или изменялись государем по его собственному усмотрению.
Теперь поднимался вопрос о том, чтобы изменить самые принципы царизма и реорганизовать систему государственного управления. Множество возможностей представлялось Лорис-Меликову для выполнения этой задачи. Можно было, например, предоставить Государственному совету некоторую самостоятельность в области издания законов и контроля над финансами страны. На этой базе можно будет пополнить состав Государственного совета некоторыми представителями провинциальных земских собраний по выбору государя. Можно было учредить Совещательную думу с очень ограниченной компетенцией, подчинив ее строгому регламенту. Члены Думы могут избираться земствами или куриями, составленными из представителей крупных общественных категорий, таких как дворянство, духовенство, земельные собственники, купечество, университеты, крестьянство и т. д. Можно, наконец, решительнее обратиться к мысли о более современном государственном строе и даже рискнуть попыткой установления парламентаризма – того режима, который обер-прокурор Святейшего синода Победоносцев называл в беседах с наследником «дьявольским измышлением».
Александр II не решался остановиться на какой-либо из предлагаемых Лорис-Меликовым реформ. Желая подвергнуть этот важный вопрос более детальному обсуждению, он имел в виду по возвращении в столицу назначить специальную комиссию под председательством цесаревича, которая, ознакомившись с проектами Лорис-Меликова, представила бы ему свои заключения.
Но если царь и медлил высказаться относительно объема и формулировки либеральных нововведений, приемлемых для него в принципе, то он, однако, ясно учел, как они будут ему полезны для того, чтобы узаконить в глазах народа возведение своей морганатической жены в сан императрицы.
В одной из своих бесед с царем в Ливадии Лорис-Меликов сказал ему: «Для России будет большим счастьем иметь, как в былые времена, русскую императрицу». И он напомнил царю, что основатель династии Романовых, царь Михаил Федорович, был также женат на Долгорукой.
В другой раз, когда император работал со своим министром на веранде, маленький Георгий, игравший поблизости от них, вскарабкался на колени к отцу. Предоставив себя на несколько минут ласкам ребенка, Александр Николаевич вскоре услал его:
– Теперь иди, дитя мое, не мешай нам работать.
Глядя вслед удалявшемуся мальчику задумчивым и выразительным взглядом, Лорис-Меликов сказал, поворачиваясь к государю:
– Когда русский народ узнает этого сына вашего величества, он восторженно скажет: «Вот этот поистине наш».
Император глубоко задумался над словами министра, который, казалось, угадал одну из его самых сокровенных мыслей.
15 сентября министр внутренних дел, генерал-откавалерии, генерал-адъютант Лорис-Меликов получил блестящее доказательство царской милости. Государь пожаловал ему орден Андрея Первозванного, самый высокий знак отличия, которого может добиться русский государственный деятель.
Русскому обществу не было известно, что происходило и обсуждалось в Ливадии. В связи с этим оно снова начинало волноваться, видя, что ни одна из ожидаемых реформ не осуществляется. Каждое утро надеялись найти в государственном официальном органе радостное известие, магическую формулу – то неизвестное средство, которого так жаждала Россия. И каждый день – тяжкое разочарование.
В руководящих кругах либеральной партии были не только разочарованы. Там негодовали на Лорис-Меликова, горько упрекая его в том, что он позволял распространять от своего имени лживые обещания и поддерживал свою популярность «недопустимыми экивоками», произносили даже слово «мошенничество» и спрашивали себя с негодующим недоумением:
– Не надул ли нас всех этот армянин?